Ника Ракитина - Даринга: Выход за правила [СИ]

Спрятал под корнями у рва бронекостюм. Соколом взлетел в знакомое окно. И напугал служанку, принесшую королеве завтрак. Бранни особо не баловали разносолами, сегодня тем более. Каша, хлеб, кувшин молока. Хлеб и молоко она оставила, от каши отказалась, сославшись на усталость от молитвы и дурные сны.

— Что, мертвяки снова снились? — спросила конопатая девица даже вроде с сочувствием.

— Ага, они, — Бранни передернула плечами. — Раздутые, от них воняет, а вместо глаз бельма.

— Так потопли, вестимо, — отозвалась конопатая философски. — В темноте на дне и лежат. А сверху тины наросло. Может, сжалится брат-то. Тебя туда не отправит.

— Может.

Служанка ушла, на ходу глотая кашу, заедая полными ложками ужасы, пережитые в воображении. Королева задвинула за нею засовы. Обхватила теплыми ладонями соколиные крылья:

— Получилось все у тебя? Знаю, что получилось!

И шумно выдохнула от облегчения. Подошла к окну, чтобы закрепить платок.

Все оказалось так просто, что даже не интересно. К вечеру зелье подействовало даже на самые сильные желудки, и к выгребным ямам построились все, не взирая на чины и звания. И даже те, кому по должности при любых обстоятельствах сходить с места не положено. Физиология одолела и приказы, и гипноз.

О диверсиях представление на Даринге вроде уже и имелось, но гневались пострадавшие не на тех. А почему-то на рыбаков, якобы устроивших все в отместку за просьбу снизить цены. На главную кухарку с ее страстью к экономии. И даже на неведомую хворь из тех, что начали косить честной народ, когда нёйд прогнали или убили. Это было уж вовсе революционное заявление. И Риндир подозревал, что после смерти епископа маятник качнется в другую сторону и в болоте станут топить уже его сторонников.

Между тем Медведь не бездействовал. Его дружинники, пройдя через потайной ход, выдергивали стражников по-одному и занимали ключевые точки замка. Люди Трулана в Солейле, до того сидевшие тихо, как мышь под веником, вошли в ворота и сели в караульной — стеречь вороты и подъемный мост.

А Трилл в капелле кричал.

Он видел, как присные исчезают бесследно, и не понимал, что происходит. И страх опутывал его по рукам и ногам. Страх жидкими волнами растекался по замку, обляпывая всякого, к кому прикасался, еще усиливая панику, вызванную внезапной диареей. И ни у кого из покинувших капеллу не возникало и мысли туда вернуться. Наоборот, разбегались зайцами, и ловили их в самых неожиданных местах. Некоторых аж не стенах, с которых беглецы пытались сигануть.

Трилл кричал долго. Потом, охрипнув, сипел. Он мечтал подняться с кровати, ползти на коленях, чтобы накостылять нерадивым, но собственный страх, отразившись, вернулся к епископу, и убийцы чудились и под ложем, и за статуей Судии, и на балках, подпирающих крышу, и за оконными решетками. Переплет редкий, впору пролететь стреле.

Всхлипнув, епископ запнулся. Замолчал, с подозрением сверля темноту глазами. Хотел закрыть глаза — и боялся. Лампы воняли прогорклым маслом. В окна сочился по капле смутный лунный свет. И тогда дверные петли заскрипели, и убийцы оказались внутри.

Медведь не стал медлить. Воткнул Триллу меч в живот, провернул. Левой рукой прижал к лежанке бьющееся тело. Правой — вырезал его черное сердце. Взял, донес до весов Судии и бросил на чашу. И косящие весы уравновесились. Трулан поднял глаза к черным балкам, на которых сидел рыжий сокол.

— Эй, я думал, ты превратишься!

— Только если штаны одолжишь, — про себя проворчал Риндир.

Добывать одежду пришлось самостоятельно. Во-первых, он вытащил из-под корней бронекостюм. Во-вторых, позаимствовал во временное пользование портки и рубаху одного из воинов Судии. А еще — выслушал твердое требование начальницы немедленно вернуться в торговый терем, поскольку епископ мертв, Трулан Медведь взял власть, и в пребывании рядом с Бранвен больше нет необходимости.

И ответил еще более твердым «нет», поскольку в переходный период необходимость защищать королеву возрастает многократно.

— Если дальше будешь соколом — нам все же придется тебя отозвать.

— Я помню свое обещание Любу и постараюсь не превращаться без нужды.

Аурора фыркнула.

— И как же ты легализуешь свой новый статус?

— Я что-нибудь придумаю.

Начальница еще раз фыркнула и отключилась.

Штурман вернулся в капеллу, пользуясь платком Медведя вместо пароля. Никого там уже не было, и Риндир спустился к Бранни. Услышав разговор, невольно приостановился за дверью, чувствуя себя стоящим позадь забора царем.

— А что он в сокола умеет превращаться? — сердито настаивала девочка.

— Свойство, полезное в разведке, и только. Я и сам умею — в медведя. И в нашем роду все, — пробурчал дядька, поддразнивая.

«А муравьиный лев в ежика превратился! Да. А во что превратился мой любимый словарь?»

— А что они пришли со звезд — не убеждает?

— Скорее, пугает, — Трулан фыркнул. — Пусть докажет свое право на тебе жениться как-то существенней. Например, дворец за один день построит.

— А пруд потом за три часа не придется чистить? — спросил Риндир ехидно.

Медведь завращал башкой:

— Шутки не понял.

Штурман махнул рукою:

— А, проехали.

— Проехали, — согласился Трулан, оглядывая с ног до головы тощую фигуру рыжего незнакомца. Крепкой рукой удержал Бранни, готовую кинуться Риндиру на шею.

— Пойдем пройдемся. А ты запрись и спи, — сказал он девочке строго.

— Я не смогу.

— Сможешь.

И ладонью-лапищей буквально выдавил Риндира за двери. Спросил:

— Так ты нёйд?

Штурман искренне задумался, пока они спускались по винтовой лестнице, потом шли по галерее и вокруг главного зала и опять спускались все вниз и вниз, к самым корням замка. Чтобы оказаться в узкой сводчатой норе, черной и блестящей. Огонь светильников, отражаясь в стекающей по стенам влаге, заставлял их казаться ужиной шкурой. Капли тюкали там и сям, обрываясь со свода, текли по желобкам вдоль каменных столов, срывались с полок, выдолбленных в камне. На одном из столов лежал голый Трилл. Над ним склонились трое в остроконечных капюшонах, скрывающих лица. Поверх балахонов были надеты кожаные передники, в руках — ножницы и серповидные ножи. Четвертый — брат-близнец первых трех, раздувал мехами пламя в низком очаге, рядом с которым на тонких паучьих ножках блестели в свете огня медные вытянутые кверху емкости с круговыми насечками.

— Бальзамировщики, — подсказал Трулан, поймав заинтересованный взгляд Риндира. — Готовят епископа к погребению на дороге мертвых королей. Никто не узнает, какой смертью он умер. Война между своими нам не нужна.

— Бранни знает?

— Бранни сама так решила.

Дядька пытливо посмотрел ему в глаза снизу вверх.