Кристофер Руоккио - Империя тишины [litres]

– За вами следом должен прилететь кто-то еще?

Кровь капала с семи из двенадцати пальцев, черная, как нефть.

– Нет, – Уванари отрицательно закрутило головой.

Не в силах произнести ни слова, я тоже покачал головой. Инквизитор подняла руку, и катар, вместо того чтобы вырвать сьельсину еще один коготь, отрубил фалангу пальца, до самого сустава. Его напарник положил обрубок в стальной контейнер на скамье около дальней стены, рядом с глубоким выгнутым умывальником. Они действовали без всякой злобы, без торжественности или театральности, просто отсекли палец нажимным ножом. Я почти поверил, что хрупкие кости треснут, и Уванари развалится на части, как разбитая статуя. Но оно только закричало.

– Зачем вы это сделали? – возмутился я. – Оно же ответило вам!

– Слишком легко, – объяснила инквизитор и посмотрела в камеру, словно пророк на своего бога, словно оттуда должны пролиться ответы на все вопросы. Не меняя позы, она дождалась, пока Уванари перестанет кричать.

Когда завывания сьельсина затихли, я обратился к нему:

– Мне очень жаль. Я не знал.

Уванари обожгло меня взглядом, закусив блестящими зубами губу, тяжело раздувая щеки и ноздри. Но ничего не сказало, не захотело ничего говорить.

– Переводчик! Не разговаривайте с допрашиваемым! – снова рявкнула инквизитор.

Я гневно посмотрел на нее, находясь в таком состоянии, что уже совсем не беспокоился о том, что передо мной инквизитор Капеллы, которую, даже будучи палатином, все равно должен бояться. Последние события уничтожили все мое беспокойство. Если бы не ирония судьбы, если бы не моя мать, я сам мог бы стоять сейчас с выбритым черепом, в белых одеждах инквизитора, сам мог бы задавать эти вопросы. Признаюсь, в тот момент меня терзали именно эти мысли, а вовсе не сочувствие к истекающему кровью ксенобиту. Я испытывал странное раздвоение зрения: видел себя и на месте инквизитора, и в тоннеле Калагаха, со станнером, приставленным к голове другого сьельсина.

Инквизитор Агари немного изменила свой вопрос:

– Когда начнется следующее нападение?

Я перевел ее слова, насколько мог быстро, и добавил:

– Я верю тебе, но ты должно сообщить им что-нибудь.

Рано или поздно запись этого разговора просмотрят аналитики легиона, или, возможно, анагносты Капеллы, или логофеты императорского двора. Сделают перевод и обнаружат те слова, которые я сказал от своего имени. Но тогда обошлось без последствий.

Тяжело дыша, Уванари подалось вперед и повисло в своих путах с широко расставленными руками.

– Asvatoyu de ti-okarin, hih siajeu leiude.

– Оно говорит, что не может рассказать о том, чего не знает, – перевел я и отвернулся. От инквизитора, от Уванари и креста, от всего этого.

Краем глаза я заметил, что женщина дернула рукой, и шагнул к ней.

– Одну минуту, пожалуйста! Дайте мне одну минуту! Я попробую еще раз.

Дождавшись разрешающего кивка инквизитора, я повернулся к Уванари и произнес охрипшим голосом:

– Значит, вы не собирались нападать на нас. Ты сказало, что вы прилетели помолиться здесь? Что значит «здесь»? На развалинах?

Я чувствовал, как инквизитор сверлила взглядом мой затылок, и уже решил, что она передумала и сейчас остановит меня, но Агари сдержалась и промолчала.

Наконец Уванари проговорило:

– Ты видел эти развалины.

Его грудь тяжко вздымалась и опадала, бисеринки пота выступили на лбу под костяной бахромой, стекая по маленьким чешуйчатым бугоркам в том месте, где рог переходил в гладкую белую кожу. Я кивнул, затем понял свою ошибку и закрутил головой, имитируя подтверждающий жест, которым пользовалось это существо. Увидев это, Уванари оскалило скальпельно-острые блестящие зубы в гримасе, в которой я начал подозревать улыбку.

– Вы поклоняетесь… тем, кто создал это место?

Я не знал, как по-сьельсински сказать «строители», и поэтому вынужден был импровизировать. Забавно, что эта небольшая оплошность засела в моей памяти крепче, чем все остальное.

Агари за моей спиной недовольно зашумела, я обернулся и сказал на галстани:

– Прошу вас, инквизитор!

Уванари наклонило голову вправо – укороченный утвердительный жест у сьельсинов. Оно поморщилось, а затем повисло на ремнях. Опоры для головы у него не было, и поэтому его гребень свисал между брусьями, к которым крепились руки.

– Ичакта, прошу тебя, – сказал я. – Они пока не сделали ничего такого, что нельзя исправить. Скажи мне, этой планете грозит опасность?

– Veih! – прошипел капитан. – Нет, не грозит. Мы прилетели не к вам, а потому что они были здесь. Боги. Они создали эти пещеры, такие же, как на Se Vattayu.

«На Земле».

Я не сразу разобрался что к чему – слово vattayu означало «земля», «почва», «грунт». На мгновение я представил себе нашу Землю – Богиню Материнского Мира Капеллы, – но тут же отбросил эту мысль.

– Так называется ваша родина?

«Се Ваттайю». Это была новая информация, по крайней мере для меня. Они тоже называли свой родной мир Землей. Через мгновение все встало на свои места.

– У вас на родине тоже есть такие развалины?

Схоласты сходились на том, что сьельсины были подземными существами, и эта теория подтверждалась темным, напоминающим пещеру, внутренним устройством их кораблей и тем трюком с фонарями, который я проделал в тоннелях Калагаха.

– Что оно говорит? – потребовала ответа инквизитор.

Я не хотел отвечать, поскольку понимал, что это может навредить Эломасу и всем, кто работал на раскопках в Калагахе. Навредить Валке. Я представил, как эти неосвещенные тоннели расплавляются в шлак, как залпы атомика превращают изящные арки и неэвклидовые параллели в золу.

– Новой атаки не будет, инквизитор.

– И это все?

– Все, – солгал я.

– Не может быть, – ухмыльнулась инквизитор, сморщив широкий нос.

Она подошла к безмолвному катару, взяла у него шокер и ткнула под ребра Уванари. И продолжала так держать со звериным удовольствием, от которого мне сделалось дурно. Что с ней сделали на Комадде или в каком-то другом месте, где она проходила обучение? Или она всегда была такой ущербной?

– Что вы замышляете, инмейн? Еще одно нападение?..

Она отступила на шаг и ударила тяжелой дубинкой по лицу сьельсина. Уванари охнуло, но не шелохнулось.

– Вам нужны наши люди?

Один из катаров поспешил к Уванари и ощупал руками в перчатках лицо существа, проверяя, не получило ли оно незапланированных повреждений. Вмешательство подчиненного привело Агари в чувство, и она отошла в сторону. Я не перевел ни слова, но она этого не заметила.

Я посмотрел на потолок, мечтая о том, чтобы чей-нибудь голос – Олорина или, может быть, канцлера – зазвучал из динамиков и прекратил это ужасное действо. Но горизонты реальности ограничивались стальным пузырем этой камеры, и трудно было представить, что кто-либо мог ворваться в нее.