Орсон Кард - Эндер Виггин [компиляция]

— Например? Лететь в космос на корабле с колонистами?

— Я записалась на корабль для тебя!

— Знаешь, это как если б ты купила мне лифчик размера икс-икс-эль. Почему для начала не посмотреть на меня, прежде чем решать, что мне нужно?

— Я скажу тебе, кто ты. Ты девушка, которая слишком юна и неопытна, чтобы знать, что нужно женщине. На этом пути я в десяти километрах впереди тебя, я знаю, что тебя ожидает. Я пытаюсь дать тебе то, что тебе важно, чтобы твоя дорога была легкой и гладкой. И знаешь что? Несмотря на твои возражения, сумела сделать. Ты сражалась со мною на каждом шагу, но у меня все отлично получилось. Ты даже не подозреваешь, как классно у меня получилось, потому что не знаешь, кем ты могла стать.

— И кем я могла стать, мам? Тобою?

— Мною ты никогда не могла бы стать, — ответила мать.

— О чем ты говоришь? Хочешь сказать, я могла бы стать ею ?

— Мы никогда не узнаем, кем ты могла бы стать, верно? Потому что ты уже та, кого сделала из тебя я.

— Ошибаешься! Я выгляжу так, как должна выглядеть, чтобы жить в твоем доме. На самом деле я для тебя незнакомка. Незнакомка, которую ты намерена вытащить в космос, даже не спрашивая ее желания. Вообще-то, людей, с которыми так обращались, называли рабами.

Больше чем когда-либо в жизни Алессандре хотелось убежать в свою спальню и хлопнуть дверью. Но у нее не было спальни, она спала на софе в одном помещении с кухней и обеденным столом.

— Понимаю, — сказала мать. — Я уйду к себе в спальню, а ты можешь хлопнуть вслед дверью.

Пожалуй, больше всего бесило именно то, что мать по-настоящему знает, о чем она думает. Но Алессандра не стала вопить, не набросилась на мать, чтобы расцарапать ей лицо, не повалилась на пол, чтобы забиться в припадке гнева. Она даже не упала на софу, чтобы уткнуться лицом в подушку. Вместо этого села за стол прямо напротив матери и спросила:

— Что на ужин?

— О как! Так что, обсуждение закончено?

— Обсудим, пока буду готовить. Я голодна.

— Есть нечего, потому что я еще не отправила последние формы: еще не решила, будем ли мы в полете спать или бодрствовать. Так что подъемные не заплачены, и на еду нет денег.

— И что же с ужином?

Мать отвела взгляд.

— Я придумала, — воодушевленно воскликнула Алессандра. — Поехали к бабушке!

Мать сверкнула на нее глазами.

— Мам, — сказала Алессандра, — мы же живем на пособие по безработице! Как так получается, что у нас вечно нет денег? Другие живут на те же деньги, но им хватает на еду и оплату электричества.

— А что ты думаешь? — спросила мать. — Посмотри вокруг. На что я трачу все деньги от государства? Где вся роскошь? Загляни в мой шкаф, пересчитай платья.

Алессандра немного поразмыслила.

— Никогда об этом не задумывалась. Мы что, должны мафии? Может, папа задолжал, прежде чем погиб?

— Нет, — пренебрежительно сказала мать. — У тебя на руках вся информация, а ты так ничего и не поняла — а ведь такая умная и взрослая!

Алессандра не могла представить, о чем говорит мать. Никакой новой информации у девушки не было. И еды тоже никакой не было.

Она встала и начала открывать шкафчики. Нашла коробку сухих радиатори [34] Радиатори ( ит. ) — одна из разновидностей итальянской пасты. и банку черного перца. Поднесла к раковине кастрюлю, налила воды. Поставила на плиту и зажгла газ.

— Для пасты нет соуса, — заметила мать.

— Есть перец. И масло.

— Ты не сможешь есть радиатори с одним перцем и маслом. Это все равно что запихивать в рот влажную муку.

— Это не моя проблема, — ответила Алессандра. — Сейчас выбор такой: либо паста, либо кожаная подошва. На твоем месте я бы начала присматривать за своими вещами.

Мать попыталась перевести разговор на шутливый лад.

— Ну конечно, ты ведь моя дочь — моими туфлями ты бы не поперхнулась.

— Лучше надейся, что я сумею остановиться и не отгрызу тебе ногу.

— Дети заживо едят родителей, этого у них не отнять, — с напускной беззаботностью заявила мать.

— Тогда почему это кошмарное создание по-прежнему живет в Полиньяно-а-Маре?

— Об ее шкуру я зубы обломала! — Белла сделала последнюю попытку пошутить.

— Ты говоришь мне об ужасных поступках, которые совершают дочери. Но ты ведь и сама дочь. Ты их совершала?

— Я очертя голову вышла за первого мужчину, который намекнул мне на то, что в мире существуют доброта и удовольствие. Выходить замуж было глупо.

— Половина моих генов — от того мужчины, за которого ты вышла, — сказала Алессандра. — И потому я слишком глупая, чтобы решить, на какой планете мне хочется жить?

— Очевидно, ты согласна жить на любой планете, где нет меня.

— Но ведь это ты выступила с идеей о колонии, а не я! Но сейчас мне кажется, что мы добрались до твоей, личной причины. Да! Ты хочешь улететь в колонию на другую планету потому, что твоей матери там нет!

Белла ссутулилась на своем стуле:

— Да, отчасти это так. Не буду притворяться, будто не думала, что это один из самых замечательных аспектов.

— Так ты признаешь, что делала все это не ради меня?

— Нет. Все это — ради тебя.

— Убраться подальше от матери — это ради тебя, — сказала Алессандра.

— Нет, ради тебя.

— Как это может быть ради меня? До сегодняшнего дня я понятия не имела, как выглядит моя бабушка. Ни разу не видела ее. Даже не знала ее имени.

— А тебе известно, во что это мне обходится? — спросила мать.

— Ты о чем?

Мать отвела взгляд:

— У тебя вода кипит.

— Нет, это у меня все внутри клокочет. Объясни, что ты имеешь в виду! Во что тебе обходится не давать мне видеть собственную бабушку?

Мать встала и прошла в свою спальню, закрыв за собою дверь.

— Ты забыла хлопнуть ею, мам! И кто здесь родитель, а? У кого большее чувство ответственности? Кто занят ужином?

Вода закипела лишь через три минуты. Алессандра закинула в нее две пригоршни радиатори, а затем вернулась к книгам и погрузилась в учебники. В конце концов паста переварилась, а поскольку была из дешевой муки, то еще и слиплась, и масло не помогло. Она лужицами стекла на дно тарелки, а перцу лишь кое-как удалось сделать эту массу более-менее съедобной. Алессандра ела, не отводя взгляда от страниц, механически глотала пищу, пока очередной жевок не стал в горле комом. Она встала, выплюнула его в раковину, а затем запила стаканом воды, и ее чуть не вытошнило еще раз. Пару раз рыгнула над раковиной, после чего сумела обуздать свои внутренности.

«М-м-м, восхитительно!» — пробормотала она. И повернулась к столу.

Там сидела мать с одиноким кусочком пасты в пальцах. Она положила ее в рот.

— Какая же я прекрасная мать, — мягко сказала она.

— Мам, я делаю домашку. Время на споры уже вышло.

— Милая, будь честной. Мы почти никогда не спорим.