Алескандр Зайцев - Мириады светлячков

«Секция перемещения. Зал заказа. Площадка 1–1».

И тут же следует рывок платформы. Несколько секунд, и мы стоим около центрального входа.

— Бежим, отсюда плохо видно!

Он так и не отпускает меня. Послушно бегу за ним.

— Вот! Кажется, успели!

Мы отбежали метров на двести от пирамиды в чистое поле. Салис, аж подпрыгивая от обуревающих его чувств, тычет пальцем на вершину пирамиды:

— Смотри! Сейчас начнется!

Что начнется-то? Может, лучше не смотреть, а, наоборот, спрятаться и желательно поглубже во что-то напоминающее бункер…

— Началось… — И столько в голосе мальчишки затаенного восхищения, что я невольно с любопытством всматриваюсь в вершину.

Как гигантский цветок, раскрывается лепестками верхний ярус завода. Всполохи молний мелькают меж расходящихся в стороны секций. От бега и залегания под ближайшим деревом удерживает только полное спокойствие юнца. Тот стоит, широко раскрыв глаза, боясь пропустить даже миг в разворачивающемся на наших глазах действе.

Вершина раскрылась полностью, лепестки-секции сложились в причудливый узор. «Сейчас как рванет…» — панически мелькает в моей голове. Но вместо взрыва происходит иное…

Молнии срываются с лепестков, фокусируясь где-то в глубине пирамиды. Закручиваются многослойным вихрем, и над вершиной появляется темная точка. Отсюда не разглядеть, что это, слишком велико расстояние и мал предмет, который поднимается над заводом, будто удерживаемый электрическими разрядами. Точка наливается цветом, сперва красным, потом оранжевым, затем полосы спектра сменяются в бешеном калейдоскопе. Пока предмет не начинает светиться белым с голубым оттенком. А затем он медленно набирает высоту, поднимаясь все выше и выше. И когда точечка почти скрывается из глаз, она внезапно ускоряется, разбрасывая в стороны снопы разноцветных искр — они опадают на пирамиду, причудливыми всполохами прыгая по наклону внешних стен. Режущая глаза вспышка…

Когда зрение возвращается, завод уже находится в привычном состоянии — простая, строгой формы пирамида.

— Красиво, да? — Салис восторженно хлопает слезящимися глазами.

— Невероятно, — охотно признаю, такого я не видел никогда. — Но что это было?

— Завод запустил светлячка, — как нечто само собой разумеющееся произносит чтец. — Обожаю на это смотреть.

— А когда он вернется? — И вернется ли вообще?

— Э-э-э. — Мой простой вопрос ставит его в затруднение. — Не знаю. Обратно светлячков доставляют ловцы и выгружают их в порту.

— А как они попадают опять на завод?

— А я знаю? — Он беззаботно махнул рукой. — Пойдем покажу твою комнату…

Комната — слишком громко сказано! Скорее келья монаха-аскета, иначе назвать трудно. Овальное помещение, пять на четыре шага, грубая деревянная кровать да деревянный сундук с крышкой без замка. И все. А нет, в сундуке нашел матрас, набитый пухом, также пуховое одеяло, березовый валик, обитый войлоком, видимо подушка, да комплект белья. И в чем выгода быть чтецом? На сеновале у Тука было удобнее и больше места!

Но возмущаться не перед кем. Салис куда-то утопал, пожелав спокойной ночи. Я застелил ложе. А что, не так и плохо! Даже более того, пуховая перина оказалась на удивление мягкой и приятной. Не успела голова коснуться войлока, как я уже спал. Сказались сегодняшние перипетии.

— Вставай! Уже утро. — Кто-то тормошит меня за плечо.

— А, что?

Где я? И тут пелена сна спадает, и я вспоминаю…

— Пойдем, сегодня хорошая погода, и я попросил приготовить нам завтрак на природе.

Салис выглядит бодрым. В отличие от меня. Чувствую себя как лягушка, перееханная танком.

— Умыться где можно?

Хочется принять душ, но это мечты… Встаю с кровати, на автопилоте одеваюсь.

— На.

На угол кровати падает какой-то брусок нежно-салатового цвета.

— Что это?

Взвешиваю в ладони этот предмет. Грамм двести, и какой-то он склизкий на ощупь, но при этом не оставляет влажных следов.

— Пима. Это пима.

Объяснил, ага, я сразу и понял.

— Я не знаю, что такое пима!

Если запустить брусок ему в живот, с такого расстояния юный чтец, пожалуй, и не увернется. Оценивающе подкидываю пиму на ладони.

— Специально для тебя сделал! — Он настолько горд собой, что создается впечатление, будто он своими руками слепил «это» из подручных материалов. — Положи пиму на ладонь, закрой ее другой.

— И?

Сделал как он говорит.

— А теперь подуй на нее.

Тьфу, наверняка, проснись я полностью, ни за что не последовал бы его указаниям. Но сейчас — подул.

Пима мгновенно потеряла форму. И начала растекаться по ладоням. Стала вязкой жидкостью. Но при этом почему-то и не думала капать на пол, а текла вверх по рукам, затем по плечам. Все тело жутко зачесалось. Что за хрень?

— Стой! Не разжимай ладони! — Ох, сижу в испуге, боясь пошевелиться, жижа уже закрывает глаза, забирается в волосы. Боюсь открыть рот, а то попадет и туда. — Задержи дыхание! — Упс, очень вовремя! Что-то затекает мне в нос, перекрывая доступ кислорода. О господи! Что происходит? — Ты чего? — В голосе мальчишки явственный испуг. — Дыши!

Судорожно втягиваю в себя воздух. Ох! Воздух! Как хорошо-то!

— Ты чего? Чего сидишь и не дышишь, аж позеленел весь! Не пугай меня так. И положи пиму в ящик, полезная вещь.

Замечаю, что меж ладоней вновь лежит твердый брусок пимы.

— Что это было? — мягким и спокойным голосом осведомляюсь у Салиса, еле сдерживая себя, чтобы не набить ему лицо.

— Как, что? Ты просил умыться. Я тебе дал пиму, теперь ты чист. — Это что, было какое-то местное мыло? Сижу в прострации. — Что, разве неприятно? А я люблю, когда пима чистит кожу. Ничего, скоро привыкнешь и начнешь получать от процесса радость.

Очень надеюсь на обратное. Воспоминание о растекающейся по телу жиже вызывает только дрожь отвращения. Но злость на мальца уходит. Он хотел сделать как лучше.

— И где завтрак?

Желудок утробно урчит, напоминая о себе.

— Пойдем!

И правда, на лужайке недалеко от входа в пирамиду накрыт стол. Не чурбан, не тряпка, кинутая на землю, а именно стол, за которым при желании можно разместить свободно четверых. Но рядом только два стула. Салис быстро занимает один из них, я сажусь на свободный.

— Посмотрим, что нам приготовил дед. — Дед?! — О! Рыбка, копченная на ольхе. Обожаю! И картошечка, жаренная на оливковом маслице!

От этих слов у меня началось бурное слюноотделение.

На белоснежной хлопковой скатерти, которая накрывала столешницу, стояли чугунная на вид сковорода и большое блюдо с копчеными окушками. Быстро переложил несколько рыбешек к себе в тарелку, в алюминиевую тарелку! Как меня замучили загадки… Но приятный запах копченой рыбы выбил из головы все мысли. А картошка была изумительна.