Александр Михайловский - Визит «Полярного Лиса»

– И что изменилось в этом плане после образования Империи? – хмыкнул вождь, – Насколько я понимаю, самцов в вашем народе от этого не прибавилось, да и не могло прибавиться…

Илина Ке посмотрела на вождя сверху вниз.

– А зачем нам самцы темных эйджел, – несколько игриво произнесла она, – когда теперь у нас под боком есть вы, хумансы? До империи связь с хумансом любой темной эйджел была запрещена категорически, не говоря уже о том, чтобы родить от него детеныша. Такое нарушение чистоты расы каралось смертью для обоих. Когда пришла Империя, все стало ровным счетом наоборот. Еще при первом императоре была принята программа поэтапного смешивания эйджел и хумансов… Не скажу, что это просто, но думаю, что со всеми трудностями в итоге справятся, и вместо светлых и темных эйджел, хумансов, горхов и сибхов появится новая раса объединенных хомо… Ведь все мы – родня, братья и сестры, существующие в неразрывном единстве. Правда, здесь все придется начинать сначала, но мы справимся и доведем дело до конца.

Вождь хмыкнул и зашарил в карманах в поисках трубки. Полученная информация была серьезной и требовала тщательного осмысления, а потом и подтверждения из других источников. Но это того стоило. Так или иначе, как это обычно бывает, социальная жизнь крутится вокруг процесса по продолжению рода. И ведь иначе никак; кто не сможет продолжить род, тот прекратит свое существование – и эйджел, темные или светлые, при этом не исключение…

30 июня 1941 года, около 19:00. Минск, ул. Советская, дом 18, штаб обороны Минска.

Генерал-майор Константин Константинович (Ксаверьевич) Рокоссовский.

Высадили меня вместе с группой командиров не в самом Минске – там в данный момент совершенно нечего было делать из-за отсутствия хоть какой-нибудь власти, а западнее города, у железнодорожной станции Ратомка, где располагался штаб 64-й стрелковой дивизии, перед самой войной переброшенной в район Минска. Последний факт говорил о том, что в заданном районе у этой дивизии не было своих пунктов постоянной дислокации с вещевыми и топливными складами, хранилищами боеприпасов и прочими необходимыми для войны вещами. Снабжена дивизия была только тем, что при отправке было погружено в эшелоны и прибыло в пункт назначения. А тут с началом войны, когда с неба посыпались немецкие бомбы, начался ужасный бардак. Приказы отдавались, отменялись, и тут же вместо них отдавались новые приказы, противоположные предыдущим. Никто не знал, что делать, куда двигаться и где занимать рубежи обороны. По сравнению с этим тихим ужасом у нас на Юго-западном царил просто идеальный порядок.

Перед посадкой я попросил пилотов шаттла снизиться и на высоте птичьего полета совершить над Минском «круг почета». Увиденное на обзорном экране меня не порадовало. В восточном направлении, по дорогам на Борисов, Березино и Осиповичи, тянулись бесконечные колонны беженцев, среди которых нередко попадались армейские колонны. Сам город был сильно разбит бомбардировками с воздуха и, несмотря на то, что пожары были давно потушены (последний авианалет случился аж четыре дня назад) производил удручающее впечатление какой-то покинутости и обреченности. Город был брошен перед лицом врага и предоставлен сам себе. Ни одна часть Красной армии и не собиралась отстаивать его с оружием в руках.

Зато порадовал облет по северному и западному фасам Минского укрепрайона, дороги на Ошмяны и Молодечно-Сморгонь, плотно заставленные сгоревшей германской техникой, тут надежно контролировали патрулирующие в небе «защитники». Приятно было видеть реакцию германских зольдатенов на пролетающий в небе по своим делам шаттл. Едва завидев в небе почти бесшумную белокрыло-краснозвездную тень, серые тараканчики стремительно разбегались во все стороны из-под занесенного над ними тапка, прячась во все более-менее пригодные места. Пилоты «защитников» их хорошо выдрессировали – не хуже, чем цирковых собачек. С превеликим удивлением я узнал, что в кабинах шаттлов и «защитников» сидят такие же темненькие девчонки, как и Ватила, которая рассматривала меня всю дорогу с откровенным интересом. Но тогда мне было не до того, слишком много впереди предстояло различных дел, и задумался я о товарище Ватиле несколько позже, уже в Минске.

Командир 64-й стрелковой дивизии полковник Иовлев служакой был исправным, но это все, что о нем можно было сказать хорошего. Хотя нет, ему все-таки удалось добиться того, что дивизия не дала себя потеснить в течении тех двух суток – двадцать пятого и двадцать шестого июня, когда в небе господствовали не «защитники», а «юнкерсы» и «хейнкели», а потом двадцать седьмого и двадцать восьмого лобовыми контратаками немного потеснить противника на некоторых участках фронта. Германские части, шокированные таким внезапным изменением обстановки, попятились и больше не пытались прорваться в Минск по кратчайшему расстоянию. Перейдя к обороне, они стали дожидаться подхода своей пехоты, постепенно закапываясь в землю. Еще полковник Иовлев за счет бойцов и командиров, выходящих из окружения, сформировал три сводных полка, которыми уплотнил линию обороны своих изрядно потрепанных частей. Например, в 30-м стрелковом полку после боев двадцать пятого – двадцать шестого июня в строю осталось не более трети первоначального состава, и уплотнение из окруженцев для обороны оказалось весьма кстати. Только вот непонятно, почему полковник Иовлев сводил окруженцев в отдельные полки, а не пополнял ими уже существующие части, которыми за счет костяка из первоначального кадрового состава было бы значительно легче управлять? Отмечались и другие грубые ошибки, в одних из которых был виновен сам командир дивизии, а в других – обилие в Минске высокого и часто крайне бестолкового начальства.

Да, права была Ватила – хоть полковник Иовлев, а также командир 108-й дивизии полковник Орлов, совершили немало хорошего, но в их головах не было даже мысли о дальнейшей упорной обороне Минска. Напротив, каждый из этих двух комдивов уже прикинул свой путь к следующему рубежу обороны на реке Березина, а 100-я, 161-я стрелковая дивизии после неудачного контрудара северо-восточнее Минска уже отходят в том же направлении вдоль шоссе Минск-Москва. Отход совершается по приказу командующего 2-м стрелковым корпусом генерала Ермакова, чтобы занять рубеж реки Волма, расположенный в пятнадцати километрах восточнее Минска. И ведь никто из этих старших командиров оказался не в состоянии подняться над своим узкоэгоистическим интересом и понять, что оставление врагу стратегически важного минского узла коммуникаций развязывает тому руки в дальнейших наступательных операциях в направлении Москвы. Хорошо, что хоть немцы, остановившие свои войска севернее Минска в Острошитском городке, приводили себя в порядок под прикрытием населенного пункта и не торопились замыкать кольцо окружения, так что оставалось возможность переиграть ситуацию в обратном направлении.