Александр Михайловский - Визит «Полярного Лиса»

Имевшихся у меня полномочий хватало, чтобы построить и командиров дивизий, и обоих командиров стрелковых корпусов. Штаб и управление 44-го стрелкового корпуса находились южнее Минска, в районе станции Фаниполь, и по плану вместе с прибывшими со мной командирами должны были быть обращены на формирование штаба и управления минской группы войск, а командиру корпуса комдиву Юшкевичу предстояло стать моим заместителем. Что же касается 2-го стрелкового корпуса, то в состав минской группы войск было необходимо включить только стрелковые дивизии и приданные части, а штаб и управление вместе с генералом Ермаковым продолжат движение в восточном направлении, чтобы поступить в распоряжение нового командующего Западным фронтом генерала армии Жукова. Будет им там и превышение полномочий, и неисполнение приказов вышестоящего командования.

Теперь в первую очередь требовалось перевести штаб 44-го стрелкового корпуса из Фаниполя, где он находился в позиции низкого старта перед началом драпа на восток, в Минск, по адресу Советская 18, в место расположения бывшего штаба сперва Белорусского особого военного округа, а потом и Западного фронта. Именно оттуда, из привычного для всех центра силы и власти, должны исходить решения и распоряжения командующего обороной столицы Советской Белоруссии*. Но перед этим, предъявив все свои полномочия полковнику Иовлеву, я через него вызвал комдива Юшкевича и полковника Орлова на свой временный КП в Ратомку.

Примечание авторов:* Перед оставлением Минска в самом городе советских войск не было. С западного направления подступы к столице Советской Белоруссии перекрывал 44-й стрелковый корпус, а с восточного направления (в основном в районе шоссе Минск-Москва), располагался 2-й стрелковый корпус. Этакий бублик – с городом Минском вместо дырки посредине. И вот когда 2-й стрелковый корпус отступил на восток, немецкие танки получили возможность войти в город и ударить в спину 44-му стрелковому корпусу, который в свою очередь был вынужден бросить позиции и прорываться из окружения на восток.

Конечно, можно было бы попросить высадить меня прямо в Фаниполе у штаба корпуса, но смысла в этом было мало. Фаниполь находился в стороне от основного направления вражеского наступления и мог попасть под удар только той группировки, которая изначально двигалась от Бреста, а сейчас вела бои между Барановичами и Ивацевичами, пытаясь разблокировать свои пути снабжения, перерезанные сейчас группой генерала Болдина. А тут, на северо-западном фасе Минского УРа, немцы атаковали массой танков и были отбиты не раз, не два и не три. Именно сюда требуется перебросить дополнительные силы, чтобы как можно дольше удерживать немецкие танки перед городской чертой. Организация оборонительных рубежей внутри города тоже требует времени, ибо прежде этим никто не занимался, потому что партийные и советские власти Минска называли такие предложения паникерством.

Командир 44-го стрелкового корпуса комдив Юшкевич оказался усталым, чуть полноватым человеком в немного помятой генеральской форме, и полковник Орлов на его фоне выглядел эдаким подтянутым, вечно улыбающимся лакированным заводным болванчиком. Впрочем, прикомандированная ко мне советником (ненадолго) тактик-лейтенант Алиль Фа бросила беглый взгляд на свой прибор-психосканер и сказала, что комдиву Юшкевичу уровень можно и приподнять на одну ступень, а полковник Орлов как раз на своем месте – с дивизией он справляется, а большее уже не потянет. Точно так же, как и стоящий рядом со мной полковник Иовлев. На своем месте они оба хороши, но выше головы никто из них не прыгнет. Одним словом, крепкие середняки.

Пожав товарищам руки, я предъявил им приказ о своем назначении командующим минской группы войск, то есть местным царем, богом и воинским начальником, вместе с полномочиями, данными мне в рамках этой должности строить кого угодно и как угодно, хоть маршала. А на всех бумагах – скромная подпись красным карандашом: «И-Ст». В самую последнюю очередь, когда товарищи прочли предыдущие бумаги и полностью прониклись, я показал им подписанный Сталиным и Шапошниковым приказ, ставящий перед нашей группой войск боевую задачу – превратить столицу советской Белоруссии в город-ловушку для германских войск. При этом я объяснил, что дело тут даже не в том, сколько немцев мы сумеем убить на минских улицах, а в том, сколько времени германские ударные группировки будут толпиться вокруг Минска вместо того, чтобы развивать наступление вглубь СССР.

Задачка, надо сказать, «веселая», не гарантирующая выживания ни нам, старшим командирам, ни нашим бойцам, но зато очень нужная, способная надолго удержать немцев на рубеже Минска и сорвать их наполеоновские планы за шесть недель пробежаться до Москвы. По слегка обалдевшим лицам моих собеседников, поглядывающих то на меня, то на мою адъютантку, было видно, что головы у них не закружились, а заболели. Но при этом они военные до мозга костей, которые даже не помышляют о том, чтобы возмущаться и протестовать. Если надо – значит, надо, тем более я сказал им, что поддержка с воздуха со стороны «защитников» никуда не исчезнет, а также дополнительно мы будем иметь снабжение по воздуху, хотя больше рассчитывать все же стоит на окружные склады и гражданские запасы. Поэтому в первую очередь, вместе с переселением штаба обороны Минска на законное место, нужно выслать инвентаризационные команды на все объекты и склады наркоматов обороны, внутренних дел, здравоохранения и торговли, пустить по городским улицам патрули, открыть военкоматы, через которые в кратчайшие сроки провести мобилизацию военнообязанных. Но самое главное – необходимо выудить на свет божий поспешившее уйти в подполье партийное начальство. Пусть, пока есть возможность, организует эвакуацию гражданских на восток. Советские люди должны видеть, что слухи о смерти советской власти в Минске несколько преувеличены, что она живет, здравствует и заботится о народе.

Итак, не прошло и пары часов, и сонный, будто прибитый пыльным мешком, Минск забурлил подобно забытому на большом огне самовару.

И это было хорошо, потому что мой мозг был постоянно занят решением текущих задач, относящихся к обороне Минска и у него не оставалось времени на разные посторонние мысли. А вот обладатель праздного интеллигентского ума, думаю, вполне мог свихнуться, если бы ему пришлось вот так близко столкнуться с пришельцами из иного мира. Я же стараюсь принять это как реальность, данную мне в ощущениях. Хоть иногда мне и хочется ущипнуть себя украдкой или протянуть руку и пощупать ту же Ватилу Бе, не морок ли она, сотканный из серого тумана… Наверное, это у меня от папеньки с маменькой, которые как раз были интеллигентными людьми. Но они рано умерли, а жизнь научила меня смотреть на себя проще и воспринимать все таким какое оно есть, а не таким как хотелось бы. Именно поэтому после революции я пошел за красными, а не за польскими националистами, как большинство моей дальней и ближней родни.