Вячеслав Багров - Звезда Надежды

Белый люк перед ними плавно и медленно открылся, уйдя в левую сторону, блеснули в свете световых панелей его мощные петли.

— Покатили, — сказал Ос Диски: — Медленно.

Они тронулись в путь — не спеша, толкали тележку перед собой по стальной поверхности пола, и их магнитные ботинки при каждом шаге, с глухим звуком, передававшимся через ноги, ударялись, прилеплялись к полу.

Тум, ту — тум, тум, ту…

Выкатили тележку из шлюзовой камеры — черное небо вокруг и яркие точки звезд, пространство стартовой площадки погружено в полумрак, лишь горят впереди посадочные огни разметки для модулей, и редкие, матовые плафоны фонарей слева на надстройке.

Катится тележка, гудит, потемнела, ее поручень отражает свет позади — яркие, тонкие блики.

Тум, тум…

Прошли три метра по очерченной красной линией разметке.

Пять метров.

Инструментальный ящик справа — в тени крейсерской обшивки, черный прямоугольник, торчащий вверх на фоне звезд и размытой туманности Овал.

Стоп.

— Все, — произносит Ос.

— Я за кабелем, — Диски убирает руку с поручни тележки, смотрит в стекло гермошлема Оса: — Семь минут.

— Семь минут.

Ос наблюдает, как Диски спокойно отвернулся, разворачиваясь к инструментальному ящику, туда, где во мраке тени, тускло горит габаритный фонарь и зеленая цифра «3».

— Как у вас? — Голос Джила.

— Порядок у нас, — Ос перевел взгляд с Диски вверх, на звезды.

Они горели холодно и спокойно — далекие, недосягаемые, но непостижимым образом близкие — родные.

Белые, голубые, розовые…

Он всегда удивлялся этому — красоте звезд. Казалось бы ничего интересного, просто светлые точки на черном фоне. Но если присмотреться, если представить…

Странная красота.

Красиво…

Это красиво.

Диски приблизился к инструментальному ящику.

Обычный стальной ящик, больше человеческого роста, с гладкой, глянцевой поверхностью — отсвечивал темно — серым.

Такие стояли и на его «Упрямом», где он служил почти два года. Зная, что там увидит — три широких, вместительных отделения, с белыми лампами подсветки в каждом, Диски протянул руку, взялся за кривую рукоять на дверце и повернул ее вниз.

Он почувствовал под ладонью щелчок — тонкий, едва уловимый, и потянул рукоять на себя, открывая дверцу. Вспыхнули лампы подсветки — белые, матовые, и сразу стало светло. Он увидел в ящике три отделения. В верхнем в специальных пазах зеленого пластика, покоились блестящие инструменты — большие и поменьше — кусачки, плазменные паяльники, пассатижи, зажимы и мелочь, вроде отверток и ключей, но приспособленных под руку в перчатке скафандра. В центральной ячейке, прижатый красным зажимом к стенке ящика, висел экранированный кабель связи, скрученный в плотный, черный моток.

Это случилось, когда Диски протянул руку к мотку кабеля — едва заметный, мягкий толчок снизу, под ноги, словно палуба крейсера, слегка дернулась вверх.

На какую — то долю секунды Диски стало дурно — ящик со всем его содержимым, поплыл перед глазами, искривился, свет светильников померк. А потом все опять вернулось в норму — Диски смотрел на свою руку, протянутую к мотку кабеля, застыл, прислушиваясь к своим чувствам.

Ничего не происходило.

Он нерешительно позвал:

— Ос.

В наушниках тишина, слышится негромкое шипение радио — волн.

— Ос.

Ему послышалось, что в эфире кто — то отозвался, возможно это был чей — то вопрос, но он не был в этом уверен.

Все тихо.

Диски отстегнул зажим, взял кабель и вытащил его из ящика.

Его опять качнуло, но уже дольше, сильнее, он испытал дурноту, головокружение и вялость в теле, пошатнулся и наверное, упал бы, но магнитные ботинки крепко стояли на палубе, словно вросли в нее.

— Ос!

И он резко повернулся назад.

Возможно ему так только показалось — тело, будто набитое ватой, было не послушным и Диски разворачивался, как во сне — долго и беспомощно, вяло…

— Сынок!

Он увидел маму.

Мама стояла перед ним в своем любимом зеленом, в розовых цветах, платье — ветерок играл с ее светлой челкой. Ярко сияло Светило.

Там, где пологий, заросший зеленой травой холм, упирался в синий, деревянный забор, стоял их дом — двухэтажный, с синей крышей и открытыми окнами на первом этаже. Диски разглядел белые занавески на окнах и услышал далекий отрывистый лай собаки.

Его собаки.

Его Новика.

Время — обед.

Он совсем забыл об этом — заигрался.

Было здорово играть в космонавта — он представлял, что уже стал взрослым и сильным и его приняли в экипаж крейсера, для дальнего похода…

Мама.

Она готовила на кухне его любимые сладкие сырники — маленькие и рассыпчатые, и Диски всегда любил сидеть на своем высоком, детском стульчике, болтать под столом ногами и ждать, когда мама поставит перед ним тарелку с сырниками и стакан свежего, вкусно пахнущего молока.

— Ди, ты опять взял папин скафандр. Ты же знаешь, что он не разрешает тебе с ним играть.

Мама говорила мягко, с улыбкой, в углах ее губ обозначились ямочки, глаза — голубые, как небо, смотрели с лаской.

— Мамочка, я только на часок.

— А ты знаешь сколько это — часок? — И она засмеялась, покачала головой: — Ди, Ди, твой «часок» давно прошел. Пора обедать.

— А что мы будем обедать?

— Сырники.

— С молоком?

— С молоком, Ди.

Ему очень хотелось поиграть в космонавта еще, но мама уже здесь, а значит игра закончилась. Да и папа будет ругаться, если узнает про свой скафандр.

— А если ты в нем задохнешься, Ди?

— Не, не задохнусь. Здесь есть такие штуки, они открываются и можно дышать.

Мама приблизила к нему свое лицо и шутя поцеловала стекло гермошлема:

— И как я доберусь до своего сына?

Они дружно рассмеялись.

Он и мама.

В этот момент Диски вспомнил как недавно, в начале лета, они ходили на пляж, купались и загорали. И так получилось, что он пообещал маме не заходить далеко в воду, но все — таки не удержался и зашел. Он выбрал момент, когда мама отвернулась, чтобы сказать что — то тете Сале, и зашагал вперед, погружаясь все глубже и глубже в воду, пока вдруг не провалился в нее с головой.

Он удивленно смотрел под водой по сторонам, не видя ничего страшного в том, что не может выйти на берег. Ему стало интересно. Он даже начал глотать воду — один глоток, второй…

А потом чьи — то руки подхватили его и рывком — сильным, отчаянным, вырвали Диски из воды, и он заревел от стыда за свою беспомощность и от страха, вдруг возникшего, закашлялся, обхватил мамину шею руками, спрятал лицо в ее волосах…

— Сыночек, нам пора идти.

— Уже?

— Ты же не хочешь есть холодные сырники? — Мама наклонила голову на бок.

Она всегда так делала, если хотела сказать, что игра законченна, и никакие отговорки ему не помогут.