Энлиль - Спящий ветер [СИ]

- У меня что то на лице? - Лиам ладонью потер щеку. - Или ты успел сломать штурвал и боишься признаться?

Разумом Рин понимал, что должен сказать что то вроде: "Лиам, Анна думает, что я влюблен в тебя. Извини, что так вышло". Это было бы логично, хотя наверняка и последовал бы ряд не самых приятных вопросов, и избавило бы от недоразумений в будущем. И все же Рин медлил - слова не шли с языка.

- Давай, ты можешь мне все рассказать, - Лиам ободряюще толкнул его кулаком в предплечье. - Мы же друзья.

Время остановилось и растянулось в одно очень длинное мгновение, за которое Рин успел передумать очень много. "Мы ведь друзья", - звоном отзывалось у него в голове. Он с изумлением и растерянностью смотрел на Лиама, слышал лихое гиканье присоединившегося к танцу Хитклифа. Он и правда мог бы обо всем рассказать. О домыслах Анны, о глупо оброненной фразе, о том, как они ползли по вентиляции и как его на самом деле пугала вынужденная ответственность за девушку. О том, что каждому Ки снится его "спящий ветер" и что сейчас, рядом с ними, он чувствовал себя как никогда живым, но далеким. Он мог рассказать обо всем, о тех важных и надуманных вещах, о которых ни с кем не говорил с момента падения Академии. Это было похоже на то, как через бездну протягивают руку, а Рин смотрел на нее опасливо, словно на ядовитую змею. Мгновения осыпались, словно песчинки в песочных часах. Наконец Рин улыбнулся.

- У меня сломался замок в каюте. Посмотришь?

- Боишься, что однажды в твою дверь вломится Кузнечински? - Лиам усмехнулся и побарабанил пальцами о локоть свободной руки. - Правильно боишься. С него станет устроить полуночную побудку. Окатит ведром холодной воды и заставит отжиматься, - он коротко хохотнул и как то странно, искоса глянул на Рина. - Я посмотрю, но хочется верить, что скоро все равно все закончиться. Завершим операцию и подполковник со своими подполковнятами наконец уберется к себе. Уверен, он даже орден получит за отвагу и оперативное реагирование. А если еще и Дой приволочет, то его сразу повысят до генерала. Уже подумал, как будете ее делить? Я бы посоветовал отдать ему голову, а остальное попинать самому.

Рин не удержался, хмыкнул в ответ, и честно попытался представить свою радость от такой возможности. Радости, как он ни старался, не выходило, и устало сдавив переносицу, он вздохнул.

- Пусть забирает хоть целиком, мне она не нужна.

- А что тебе нужно? - в этом вопросе Рину почудилось больше, чем Лиам произнес вслух, но прежде, чем он осмыслил это, с языка сорвался безупречно честный ответ:

- Корабль. Я просто хочу свой корабль.

- Ах да, корабль. Это я понимаю, - Лиам серьезно кивнул. - Я позже гляну, пойдет? А пока смотри ж ты! Это же Хал нашел мармеладных жирафов! Их же в пачке всего 150 грамм! Если не поторопимся, то нам может не достаться...

Он бросился вперед, словно там раздавали не жирафов, а благодать. За все оставшееся на посиделки время они, хоть и пересекались, но больше не обмолвились ни словом. Каким-то немыслимым способом Рина сначала затащили на танцы, а потом в качестве подопытного для экспериментов Малахита. Тот божился, что сможет "забодяжить приличное пойло из того компота, что ему впаривают". Харан, смеясь, запретил травить своего пилота, и для контроля, как единственного на корабле медика, призвали Анну. Ее, как отчетливо видел Рин, распирало любопытство, но задавать прямые вопросы, касательно интересующего ее предмета, она стеснялась. Ее многозначительные подмигивания и пугающие гримасы в конце концов заметил даже Малахит, опасливо нюхнул намешанную им бурую жидкость в графине и добровольно отказался от дальнейших экспериментов.

Рин вернулся к себе в каюту после того, как в дверях столовой появился привлеченный неуставным шумом подполковник Кузнечински в сопровождении неизменного секретаря. На несколько мгновений на всех присутствующих обрушилась мрачная, вороватая тишина, кто-то нервно сглотнул, а затем Харан попросил налить полковнику и его офицеру кофе. Рин не имел ничего личного против Кузнечински, но его присутствие на этом празднике жизни показалось ему, Рину, чрезмерным испытанием. Рин аккуратно проскользнул в дверной проем, напоследок лишь махнув рукой заинтересовавшимся его передвижениями Харану, Хитклифу и вездесущему Халлесу рит Ворима. Рин шел по коридору очень медленно. Отчего то ему казалось, что здесь и сейчас он упускает что то неуловимое и очень важное. Остановившись у своей двери, Рин прислушался к глухому звуку голосов, что едва доносились со стороны столовой. Опустил глаза, потер саднящее запястье - мазь Анны взялась за исполнение своих лечебных функций споро, но на коже все еще оставались розоватые следы. Прохладный, в соответствии со всеми нормами, воздух коридора ложился на разгоряченные щеки ласковым прикосновением. Рин прижал ладонь к щеке и досадливо вздохнул - она тоже оказалась горячей. С третей попытки он дождался щелчка в самом деле барахлящего замка, и толкнул беззвучно отъехавшую в сторону дверь. Перед тем, как шагнуть через порог и окунуться в казалось бы благостное уединение собственной каюты, Рин задержался для того, что бы кинуть еще один неопределяемый взгляд вглубь уводящего к столовой коридора.

Впервые с момента своего появления на корабле Рин видел в рубке там много людей. Только за пультом управления сидело четверо. Двое из них - Лиам и Малахит, расположились по центру почти вплотную друг к другу. Справа от них - офицер подполковника Кузнечински не отрывал взгляда и, кажется, даже не моргал, отслеживая на голографической карте перемещение разноцветных точек, о которых сам Рин имел только самое общее представление. Слева, там, где Рин привык видеть массивную фигуру Хитклифа, сидел второй офицер, пока бездействующий, но предельно сосредоточенный и готовый в любую минуту начать отстреливать потенциального противника по всему периметру видимости. Позади себя, с капитанского мостика, Рин время от времени слышал голос подполковника, строгий, уверенный и беспристрастный, и вторящее ему едва различимое бормотание секретаря. Харан с Хитклифом, Халлес рит Ворима с профессором и десантная группа по отлову дрона уже покинули корабль. Рин их не проводил и не попрощался. Лишь Хитклиф, забежав напоследок, коротко ему отсалютовал и широко, весело улыбнулся. Завешенный волосами и обколотый препаратами, Рин даже не кивнул в ответ, хотя Анна мило пообещала удачи и чмокнула зардевшегося Хитклифа в щеку. Рину не хватало их. Не хватало негромкого, спокойного голоса своего капитана, его размеренных инструкций, беспардонной рыжины Хитклифа. Наличие отстраненно-безразличного Лиама и Малахита, с его неуместной посреди кузнечинцев зеленью, только усугубляло неприятное ощущение чуждости. Запястья Рина обвивали провода, по венам растекались препараты - все, что нашлось на корабле и могло подарить хоть какое то преимущество не в ущерб общему состоянию пилота. Он чувствовал себя голым и распятым. Рин не боялся предстоящей операции и не испытывал волнения от возложенной на него ответственности. Возможно, в этом была вина препаратов, но все это казалось ему далеким, будничным, озаренным мутным ореолом незыблемой уверенности в собственных силах. Но он раз за разом невольно возвращался мыслями к капитану и коммандеру. Сейчас, должно быть, они уже отделились от остальных и приближались к земле. Какая-то из тех точек, что мигали на голографической карте, обозначала их, но какая именно Рин не знал, а спросить не решался. Он молился всем Древним, которых помнил и в которых не верил, что бы Анна додумалась поинтересоваться, но та оказалась слишком взволнована и слишком пристально следила за показателями самого Рина.