Галина Чередий - Модификаты [СИ]

Я реально валилась с ног, ассистируя доку столько часов, молясь местным незнакомым мне Духам, чтобы операция в условиях близких к средневековым и с практически нулевым уровнем стерильности не обернулась убийством чистой воды. А вот сам Питерс оставался собранным и, создавалось впечатление, полным сил до самого конца, отдавая мне четкие указания, не рассердившись даже на мое зависание, когда стало понятно, что наша пациентка рожала, причем совсем недавно, считанные дни назад. А самое главное, он совершил настоящее чудо — землянка все еще дышала в тот момент, как он завершил вмешательство, несмотря на кровопотерю и массу других почти фатальных вещей.

От радости я была готова броситься ему на шею, но Джеремая явно не разделял моего оптимизма, и после операции его серьезность и сосредоточенность превратились в мрачность.

— Какие шансы? — спросила, когда мы мыли руки.

— Никаких прогнозов, София, — отрезал он с легко уловимым раздражением. — Только ждем и надеемся.

— Док, ложитесь поспать, а я подежурю с ней, — предложила, разглядывая его хмурое лицо и удивляясь, почему он так старательно отводил глаза. — Первые часы обычно спокойные, кризис может последовать несколько позже.

— Нет, София, спать идете Вы, а я остаюсь. В экстренной ситуации Вы будете по большому счету бесполезны, — прозвучало резковато, но я и не подумала обижаться. Во-первых, это правда. Во-вторых, мы все сейчас на таких нервах, что странно, как не орем друг на друга.

Выйдя на настил перед тиродом, я увидела Рисве, нервно расхаживавшего между деревьями. Почувствовав мой взгляд, он резко остановился, уставившись мне в лицо. «Все хорошо? С тобой?» — спросили его глаза. Я раз опустила веки, так же безмолвно отвечая: «Пока да», и протянула руки, прося его близости. Мой Глыба преодолел разделявшее нас пространство порывистыми шагами, сгреб меня в охапку и направился внутрь. Бесшумно пронес мимо дока и девушки и прокрался в нашу спальню.

— Нужно бы помыться, — пробормотала я, плюхаясь навзничь на постель и мгновенно вырубаясь.

И буквально вынырнула из сна, абсолютно дезориентированная, щурясь от ярких косых утренних лучей светила, пробравшихся в окно. Ошарашенно огляделась и увидела довольно и безмятежно улыбавшегося Рисве, лежавшего так же в одежде рядом со мной.

— Ты сегодня спала без кошмаров, — хрипло прошептал он спросонья и подтянул к своим губам мою ладонь.

Быстро поцеловав мое бесценное сокровище в колючий подбородок, я перебралась через него и побежала на кухню к доку.

— Как у нас дела, Джеремая? — спросила, вглядываясь в неподвижную пациентку.

— Пока все стабильно, — ответил он и потянулся.

Девушка же, очевидно, среагировав на наши голоса, дернула рукой, ресницы ее задрожали, а напоминающие тоненькие щели опухшие глаза приоткрылись. Она посмотрела на меня, словно мучительно пытаясь узнать или отчего-то злясь, а после медленно перевела взгляд на дока. Ее зрачки расширились, голова замоталась из стороны в сторону, а рот раскрылся, исторгая сиплый вопль:

— Ублюдо-о-ок!

Тело несчастной затрясло крупной дрожью, грозя свести на нет все наши труды по ее спасению, а правая рука со скрюченными пальцами поднялась; она неимоверным усилием преодолевала сковывавшую ее слабость только для того, чтобы вцепиться в лицо доку. Не обращая внимания на ее ошеломляющую реакцию, Питерс бросился к девушке, пытаясь удержать ту на месте, но, похоже, это привело только к большей степени ее дикого гнева, и, выдыхая с бульканьем что-то нечленораздельное, пострадавшая стала извиваться всем телом. Преодолев первый шок, я метнулась помогать доку, стараясь обездвижить, но не нанести вреда (учитывая количество и тяжесть травм), торопливо бормоча слова утешения и умоляя успокоиться. Пациентка уставилась мне в лицо ее — разбитые и растрескавшиеся губы искривились в оскале чистейшей ненависти.

— Ты! — прохрипела она. — Я знаю, кто ты такая! Тварь! Твоя вина! Твоя вина! Он убивает наших детей из-за тебя! В аду гори!

Я прекрасно понимала, что размышлять над словами человека, находившегося за гранью адекватности, не имело смысла, но все же первым порывом было отшатнуться. Невесть откуда появилась Вали с какой-то плошкой в одной руке и быстро, cо знанием дела обхватила второй бьющуюся об столешницу голову несчастной, фиксируя подбородок, и, с силой нажав на челюсть, влила буроватую жидкость ей в рот. Припадок продолжался ещё около минуты, а после пошел на убыль, и вскоре мы вздохнули с облегчением, когда наша буйная подопечная затихла и уснула.

— Будет лучше перенести эту женщину в мой дом и дальше ухаживать за ней мне, — сказала Душа народа с несвойственным ей металлом в голосе и посмотрела прямо в глаза Джеремае: — Если возникнет необходимость в твоем вмешательстве, я буду заранее давать ей сок арвиса.

К моему удивлению, Питерс и не подумал возразить. Он вообще как-то разительно изменился после этого чудовищного припадка больной. Плечи поникли, смотрел прямо, но словно сквозь всех присутствующих, а руки тряслись настолько заметно, что ему пришлось сцепить пальцы перед собой. Плотное облако непонятной мне вины окружало его с такой очевидностью, что не заметить или проигнорировать его было невозможно. Док будто застыл в этом состоянии, превратившись в истукана, всем видом своим демонстрируя глубочайший стыд. Не тот, что обычное смущение или осознание за собой некрасивой или неудобной тайны, а нечто тотальное, всепоглощающее и непростительное. Мне неожиданно стало страшно, и на долю секунды подумалось, что я ни за что не хочу знать то, что знает он. Вот только события разворачивались так, что избежать этого уже нет шанса, да и неправильно было бы. Все равно, как заслоняться ладонью oт несущегося на тебя камнепада. Чувствуя прежде незнакомую мне необходимость обращаться за поддержкой, я повернулась к Рисве и испытала новое потрясение от выражения его лица. Он выглядел человеком, разрывающимся между потребностью громить все вокруг, желая защитить меня от того, от чего нельзя, и безумно сочувствующим бедной женщине, что бросалась в меня ужасными словами, не отдавая себе отчета в том, что делала. Или же я сейчас себя просто трусливо убеждаю, что она не адресовала все сказанное именно тем, кому и хотела? В любом случае моему энгсину не нужен был перевод, чтобы понять обвиняющий посыл ее криков и мощь источаемой ненависти.

— Она страдает и не в себе, — испытала я необходимость в подобии оправдания перед ним, — но она не права. Я никогда и никому не причиняла вреда. Не нарочно и не напрямую, только…

— Остановись, Софи! — резко остановил меня Ρисве. — Моя лойфа знает твою! На тебе нет и не может быть никакой вины.