Галина Чередий - Модификаты [СИ]

Когда пришла в этот раз в движение пневмодверь моей тюрьмы всего спустя неделю после обычного визита капитана, едва не закричала в отчаянии, боясь, что он пришел доломать меня окончательно. Но на пороге стоял док Питерс, и я моргала, не в силах так сразу поверить, что зрение меня не подводит, и горло свело спазмом, будто уже просто забыла, как говорить с кем-то, кроме мучителя-капитана. Окинув быстрым взглядом сонмище моих призраков, мужчина сдавленно выругался и протянул мне руку.

— Скорее, София, идемте! — произнес он, когда я вцепилась в его ладонь, только тогда окончательно поверив, что он мне не чудится. — Никто не имеет права так поступать с другим человеком. Мы улетаем отсюда.

И я пошла за ним. Без вопросов и уточнений, без мыслей о том, что же нас ждет на чужой планете и каковы шансы на автономное выживание там. Не важно, главное, что я больше не буду здесь!

Я покосилась на молчаливо трусящего рядом Штерна, поражаясь тому, как он изменился за то время, пока мы не виделись. Запомнила его смешливым парнем, фонтанирующим идеями и оптимизмом, а сейчас это был уже мужчина с колючим, недружелюбным взглядом и будто нестираемыми складками на лбу от перманентной хмурости. Бледный, реально сильно потерявший в мышечной массе, как, скорее всего, и я сама, он так же держался за бок и дышал тяжело и со свистом, старательно избегая встречаться со мной глазами. Осуждал ли он меня по-прежнему? Интересно, за что больше: за то, что поддалась вначале обаянию Тюссана, или за то, что вытворила, исправляя свои ошибки. Считали ли он и док Питерс меня так же виновной в смертях всех людей, как и капитан? Время ли сейчас для таких мыслей? Пока надо лишь двигаться вперед, добиваясь хоть призрачного шанса на успех. Док ещё на орбитальном модуле удалил нам нано-капсулы для экстренных случаев, которые позволили бы к тому же и без проблем отследить нас, а личные коммуникаторы у всех были выведены из строя еще с момента начала заключения, но для надежности Питерс велел ещё и шарахнуть разок по ним импульсным излучателем, отобранным у пребывающего сейчас в отключке безопасника. Стимуляторы для шоковой адаптации мы глотали уже в шаттле, там же, но уже после приземления, получили по комплекту для автономных исследовательских рейдов. После — каждый сам за себя! По совету дока мы ринулись в разные стороны. Чем быстрее мы рассеемся по максимальной территории, тем сложнее будет отловить нас поодиночке или маленькими группами.

Εсли честно, я была удивлена тем, что Питерс не просто пошел со мной, но и перехватил инициативу в движении, похоже, имея четкий план, куда мы должны попасть. Арни догнал нас чуть позже, хотя вначале я и видела, что он, не оглядываясь, рванул в ином направлении. На вопросы не было сил, да и уместны ли они сейчас? В носоглотке жгло от непривычной плотности воздуха и повышенной влажности. Разум отстраненно отмечал наличие безумного количества неизвестных ароматов, обилие окружающих красок сливалось в сплошную кашу от мельтешения черных точек перед глазами, и единственным ориентиром была спина бегущего впереди дока. Мое отвыкшее от любой нормальной активности тело противилось поддерживаемому темпу, и мышцы продолжали функционировать только благодаря действию стимуляторов. Как только оно закончится, я, скорее всего, повалюсь тут безжизненным кулем. Арни вывернуло, и мой организм, будто получив своеобразную команду, сразу решил тоже освободиться от содержимого желудка.

— Еще немного, ребята, — успокаивающе пробормотал Питерс. — Пару часиков до темноты, а потом отдохнете!

Пару часиков! Я не уверена, что и две минуты еще продержусь и не сдохну от этого полыхающего за грудиной пламени. У меня уже, кажется, вся жидкость из тела вышла потом, и к моменту остановки я превращусь в иссохшую мумию.

— Пару глотков! Не больше! — строго сказал док, сунув мне в руки фляжку.

Жидкость была кисловатой и густой, и едва она достигла желудка, меня прямо тряхнуло, мгновенно освежая и придавая новых сил. Шумно выдохнув, я передала емкость Арни и прибавила шагу.

Как Питерс и обещал, часа через два начало быстро темнеть, а сам доктор стал снижать темп, постоянно высматривая что-то наверху в кронах огромных деревьев. Кажется, и сами деревья с самым разнообразным цветом листьев, и бурую высокую траву, в которой весь путь путались ноги, и густые заросли подлеска, через который мы продирались, я нормально стала замечать только сейчас, когда темп стал спадать. То есть я это видела и прежде, но в горячке бегства и дурноте от темпа и новых окружающих условий мой мозг не считал нужным цепляться за детали окружающей обстановки. Как и игнорировал звуки явно кишащего жизнью леса. Все, на что был настроен слух, — это не донесется ли сверху глухое гудение двигателей челноков настигающей нас погони. А вот теперь все это уханье, посвисты, ритмичное щелканье и нечто весьма похожее на отдаленное раскатистое рычание нахлынуло на меня шокирующей волной понимания: мы ведь действительно оказались среди наполненного абсолютно незнакомой жизнью леса чужой планеты.

— Можем остановиться прямо здесь.

За эту фразу мне захотелось буквально расцеловать Питерса, но вместо этого я проследила за его взглядом, чтобы разглядеть в мощных ветвях прямо над нами десятки каких-то довольно крупных крылатых существ. Тела, размером с очень крупную индейку, но гораздо более вытянутые и обтекаемые, были покрыты очень плотным гладким оперением, цвета которого не разобрать в наступающих сумерках, а вот крылья были совсем голыми, кожистыми, как у земных летучих мышей или вымерших древних летающих рептилий. Они сидели неподвижно, тесно прижавшись друг к другу, группами по пять-шесть особей, не издавая никаких звуков, что опять же заставляло склониться к версии, что они ближе к рептилиям, чем к извечно шумным птицам, и разглядывали нас, сонно щуря большие блестящие глаза. И они — первые живые создания из нового мира, которых я могу увидеть наконец собственными глазами. Сам факт этот будто добил меня. Я… свободна? И я на Нью Хоуп! На самом деле, а не в своих бесконечных фантазиях, что уже почти перестали посещать меня в последнее время, чтобы дать хоть какое-то убежище от реальности. Не отрывая глаз от этих птиц — вестников начала моей новой жизни — я опустилась на траву, так как ноги отказались держать, и разрыдалась.

Самое удивительное, что часть разума оставалась отстраненной oт этой внезапной истерики, но остановиться это никак не помогало, пока все пережитое отчаяние и боль не излились до последней слезинки. Мужчины не пытались меня успокоить или говорить со мной, и я была благодарна, даже если они этого не делали, потому что им плевать. Арни привалился спиной к ближайшему стволу и, кажется, переживал собственный момент осознания, а док просто молча стянул с нас рюкзаки, словно мы были дети неразумные, и стал в них копаться.