Дэниел Абрахам - Странные Псы

Большинство мужчин и женщин, которые сошли с кораблей, чтобы жить на планете, не ходили в церковь, а те, которые ходили, не имели никаких отличий в научных группах. Когда она завела разговор об этом, мама привела аргумент насчёт необходимости быть частью сообщества, который не имел никакого смысла. Всё сводилось к следующему: это то, как мы поступаем. Поэтому мы так и делаем. Каре это не нравилось, но и особой ненависти она не испытывала, да и прогулка порой могла быть вполне милой. Она уже знала — так же, как знала, что у неё будут месячные, или что когда-то она уйдёт в собственный дом — что однажды она отбросит эту еженедельную рутину. Но однажды пока что не наступило.

Службы проходили в том же помещении, что и классы, только столы для этого выносили, а скамьи, исполненные из местных аналогов дерева, выставляли в ряд, чтобы могли сесть люди. Тот, кто читал проповедь, менялся от недели к неделе. Чаще всего это был кто-то из первых научных групп, но пару раз в очередь попадал один из военных священников. Для Кары это особенного значения не имело. За исключением тембров их голосов, все их речи звучали более-менее одинаково. Чаще всего она просто отпускала своё сознание, и смотрела в затылки всех, кто сидел перед ней. Люди из города и военные, пришедшие на поверхность, сидели вместе, но порознь, как слова в предложении с пробелами между ними.

У детей всё было не так. Зан и маленький Сантьяго Сингх всё время играли вместе. Мэгги Краутер, по слухам, целовалась с Мухаммедом Серенгеем. И дело не в том, что дети не понимали этого разделения до такой степени, что оно было им неважно. Чем больше военных спускалось в колодец, тем нормальнее становилось их присутствие здесь. Если это и расстраивало её родителей, то только потому, что они жили по-другому. Для Кары, Зана и остальных из их поколения всё всегда было так, как сейчас. Это было их «нормально».

После проповеди они просочились на улицу. Некоторые семьи тут же ушли, но остальные сгрудились тут и там в маленькие группки, и вели разговоры, которые ведут взрослые после церкви. «Результаты новых работ в ксеноботанике выглядят многообещающе», «военные заложили котлован под новую казарму», «дому Даффида Келлера снова нужен ремонт, и он уже подумывает принять предложение военных насчёт новых квартир в городе». Размышления о проекте водоочистки, о данных погодных циклов, о платформах, прямых лунах или как бы там их ни называли люди. И постоянный вопрос — порой сказанный вслух, чаще нет — «вы слышали какие-нибудь новости с Земли?» Церковь — это всегда ритуал. Стоять на солнце, бьющем в лицо, пытаясь не быть нетерпеливой, было такой же частью дня проповеди.

После того, что показалось несколькими часами, а на деле было половиной одного, Зан и Сантьяго убежали с кучей других детей. Стефен ДеКаамп закончил разговор с её родителями и побрёл к своему дому. Народ у церкви рассеялся, и Кара следом за родителями пошла домой. Дорога шла ровно, но из-за перспективы вернуться на пруд и снова увидеть псов казалось, что она идёт вниз с холма.

— Больше, — сказала мама, когда они оказались подальше от чужих ушей. Тон её голоса подсказал Каре, что это была часть разговора, который шёл уже давно. Часть, которая ей не предназначалась. Это подтвердил взгляд её отца.

— Мы знали, что это может случиться, — сказал он. — Ты же не рассчитывала, что они вечно будут жить на орбите. Для них лучше жить в гравитационном колодце.

— Не уверена в том же насчёт нас.

Папа пожал плечами и глянул в сторону Кары, с намёком на то, что лучше не вовлекать её, а отложить разговор на потом. Её мама чуть улыбнулась, но улыбка быстро погасла.

— Почему ты никогда не ходишь играть с другими детьми? — спросила она, меняя тему.

— Я хожу, когда мне захочется, — сказала Кара.

— Наверное, это здорово, — ответила мама со смешком, но развивать тему не стала.

Как только они оказались дома, Кара переоделась, сняв свою выходную одежду, схватила ланч, состоявший из поджаренного зерна и сушёных фруктов, и выскочила обратно. Она взяла куртку, но не потому, что ей было холодно. Она рассчитывала, что если псы принесут дрон обратно, то она сможет завернуть его и таким способом незаметно протащить в дом. А потом она положит его в мамин кейс, позже, когда никто не увидит. В конце концов, дрон починить проще, чем нектарницу.

Птица на пруду сидела у кромки воды, неподвижная, с восковой кожей. Маленькие злые глаза не были сфокусированы конкретно ни на чём. Птенцы шипели, плевались и гоняли друг друга вокруг пруда, время от времени ныряя или хлопая своими бледными кожистыми крыльями. Псы могли сегодня и не вернуться. Они могли вообще никогда не вернуться. Может, они питаются дронами. Или может, нектарница воскресла сама по себе. Вот это как раз про Лаконию: раз уж есть так много всего, что никому не известно, то возможно что угодно.

Какое-то время спустя она сложила куртку в виде подушки, достала планшет и прочитала кусок книги про потерявшегося мальчика, который ищет свою семью в несметной массе людей в Североамериканской Зоне Общих Интересов. Она попробовала представить, каково это, идти по одной улице вместе с тысячей людей. Казалось, это вполне могло быть преувеличение.

Дневная жара нарисовала линию из пота на её спине. Рой стрекочущих насекомообразных штуковин кружился в небе как смерч, прежде чем нырнуть в воду и покрыть пруд сверкающим ярче самоцветов сине-зелёным слоем на пять-шесть минут перед тем снова в один миг подняться и скопом ринуться к деревьям. Кара такого раньше не видела. Интересно, подумала она, это был мигрирующий вид, или что-то местное, с чем она раньше не пересекалась. А может, это из тех вещей, о которых она должна рассказывать инструктору Ханну.

Вообще это казалось непонятным. Что было рассказывать, кроме «я не видела этого раньше»? Как будто это не было постоянной истиной. День был бы странным, если бы такого не случилось.

Хотя она чувствовала некоторую вину за то, что ничего не сказала про псов. Что-то, что берёт мёртвое животное и делает его не-мёртвым было как раз вещью того сорта, о которых захотели бы знать военные. Захотели бы поймать и изучить. Ну уж нет, тем более что они уже сделали для неё больше, чем когда-нибудь делали военные.

Солнце ползло к западу. Кроны деревьев гремели на ветру, как будто кто-то постоянно рассыпал горсть палочек. Утреннее предчувствие и волнение размякали и скисали всё больше с каждым часом, в который не возвращались псы. Тени потеряли свои очертания, когда тонкие, легкие облака накрыли и смягчили солнечный свет. Вспышки красного и жёлтого на прямых лунах гасли, загорались, и гасли снова. Артефакты бог знает когда вымершего вида, который построил врата.