Оливер Леоненко - Оскорбление

Он не знал, сколько так просидел. Отвлекло его лишь движение поблизости. Он заполошно взметнулся, ожидая, что сейчас ему вцепятся в глотку.

— Ник, — Ш-Телл тяжело дышала, будто пробежала десяток километров. — Я хочу кое о чем попросить.

Если она и догадалась о причине испуга Ника, то не подала виду. Или же этого нельзя было сказать по гоблинской мимике.

— Что?

— Пожалуйста. Повтори Каяту ту фразу, что я произнесу. Каят, не слушай моих слов, пока их не повторит Ник.

— Зачем? — проворчал Каят, вновь сидевший на корточках посреди камеры. Его бока тоже вздымались. — Это не поможет нам не задохнуться.

— Мне любопытно, — пропыхтела Ш-Телл. — Это лучше, чем сидеть и ждать конца.

Каят щелкнул горлом. Видимо, это значило согласие.

Гоблинша наклонилась ближе.

— Итачик, алл шиа чейли Ник ? — проговорила она негромко. — Повтори не смысл. Повтори звуки.

Ник тоже вполголоса повторил сказанное. "Житель Бриллианта, ты понимаешь сказанное Ником?". Странное ощущение. Он был уверен, что ни разу в жизни не слышал ничего похожего на шипящие переливы языка ли-ча — и все же отлично знал, что означают слова, вырвавшиеся из уст гоблинши.

Шатаясь, он поднялся. Подошел к растянувшемуся навзничь Каяту.

Заплетающимся языком проговорил шипящую фразу. Инопланетное создание призадумалось.

— Что-то про Бриллиант? — полуутвердительно произнес Каят. — Нет. Не разберу. — втянул воздух. — Алмазное и экваториальное наречия и так-то разошлись на добрых пару сегментов… а на строительство разгонного моста пригнали народ со всех побережий скопом. Я так понимаю, Ш-Телл… от строителей комплекса твое племя и происходит?

Ш-Телл сидела на возвышении с закрытыми глазами. Услышав слова Каята, она встрепенулась.

— Не… не понимаю, — Ник чувствовал, как звенит в ушах от чертовой жары и удушья. У него даже не достало сил вернуться в свою половину камеры. Пол опять вздыбился, или это кружилась голова. Ш-Телл продолжала задыхающимся голосом, — То есть мы понимаем друг друга… Языки, на которых говорим хорошо — если говорящий знает его сам… И не понимаем язык, если собеседник на нем не говорит… Или говорит, но мало… Нас не научили языку друг друга… Нам словно подсказывают смысл… Но мы должны сами его знать… Что-то забирает смысл из… из наших голов?

— Читает мысли? — Ник судорожно втянул удушающий жар — и не сразу понял, что изменилось.

Воздух! Воздух!!! Прохладная, освежающая струя струилась по камере, унося жару, освежая лицо, заполняя легкие. Ник изо всех сил втягивал в себя прохладу, за двадцать четыре года впервые поняв, какое это блаженство — иметь возможность дышать.

***

С начала войны прошло немало времени. Достаточно, чтобы Званцев начал слегка забывать, что означает слово "отпуск".

Поэтому, оказавшись в комнатке без окон, лишенный связи с окружающим миром, он отнесся к происходящему философски.

Первые три дня ему пришлось провести на больничной койке. Не из-за боевых ранений — если быть точным, синяков и ссадин. А из-за количества крайне садистских проб, анализов и медосмотров, которым безымянный медицинский персонал в защитных костюмах вознамерился его подвергнуть.

А еще на руках Званцева прочно обосновались наручники, а в больничной палате — два охранника невзрачной комплекции с характерно цепким взглядом и плавными движениями.

Помня случившееся с Джо, капитан скорее радовался таким мерам предосторожности. Это доказывало, что к его докладу отнеслись серьезно. Вот только огорчал упорный отказ тюремщиков сообщить о судьбе спецгруппы. И Тэсс с Джеком.

Потом медосмотры свелись к двум в день. Охрана, впрочем, никуда не делась, но хоть наручники с него сняли. Больничный рацион, сытный, но без изысков, появлялся через окошечко в двери.

На седьмой день Званцев принялся излагать потолку и видеокамере в углу свои пожелания. В основном они сводились к вестям с фронта, новостям о товарищах и чашке кофе. Первые две остались без внимания, третью удовлетворили в тот же день — стаканчик растворимого кофе оказался включен в дневной паек. Званцев отдыхал, разминался, снова отдыхал, мысленно, а порой вслух по новой редактировал свой доклад о визите к инопланетянам. Так прошло еще десять дней, и капитан начал подозревать, что выпускать из застенка его не собираются. К исходу четвертой недели — принялся отгонять мысли о побеге.

Он валялся на койке и даже головы не повернул, когда дверь отворилась, знаменуя очередной осмотр.

— Подъем, — буднично сообщил по-английски конвоир в костюме химзащиты.

Званцев меланхолично прошел мимо охранника, готовясь занять свое обычное место посередине.

— Вытяните руки, — внезапно приказал тот.

— Зачем? — кротко спросил капитан. — Зомбируй меня пришельцы, наверное, это уже бы проявилось.

— Приказ. Вытяните руки, — голос охранника по эмоциональности уступал, наверное, даже обживаемым чужаками берегам Антарктиды. Званцев подчинился. Его это не обрадовало — а когда он увидел вторую пару охранников с автоматами, не порадовало еще больше. Что произошло снаружи за время его заточения?

К его удивлению, они прошли мимо ведущего к знакомому комплексу поворота. Вошли в лифт, беззвучно заскользивший вниз. Охраннники рассредоточились по углам, как уверенно твердили рефлексы Званцева — чтобы не мешать друг другу, если он вдруг по примеру негра сорвется в зомбический амок.

Дверь скользнула в сторону. Стены здесь были обшарпанными, а освещение — тусклым.

Далеко идти не пришлось. Уже через метров десять они оказались в небольшой комнате, надвое разделенной стенкой из бронестекла — как и та, в которой капитана подвергали чуть ли не вивисекции до этого. За стеклом виднелись еще два автоматчика, а по эту сторону ожидал медик — прозрачное забрало не скрывало бегающего взгляда.

— Ложитесь, — охранник указал Званцеву на кушетку посередине. Рядом виднелся штатив с закрепленной на нем капельницей и какими-то аппаратами.

Капитан послушно опустился на ложе. Второй страж освободил его от браслетов и тут же защелкнул новые — соединенные с на удивление массивными опорами кушетки. Прочный ремень охватил кольцом грудь Званцева, затем скоба закрылась под подбородком.

— Что происходит? — наконец открыл рот Званцев. Как-то не нравились ему все эти приготовления.

Охранник промолчал. Вдвоем они прижали ноги капитана и закрепили еще пару наручников на его щиколотках.

— Повторяю вопрос, — глаза Званцева сощурились.

Первый охранник обернулся на врача.

— Доктор Сандерс. Действуйте.

— Черт, — в свете тусклой лампы была видна испарина на лбу врача. — Почему я?

— Потому что это приказ, — охранник смерил медика взглядом. — Исполнять.