Ким Робинсон - Марсианская трилогия

— Полагаю, что из жадности, ведь им всем втихую за это платят, так или иначе.

Вечером за ужином в небольшом кафе он случайно встретился с Урсулой Кол, Джанет Блайлевен и Владом Танеевым. Они ели и смотрели земные новости по здешнему телевизору. Да, теперь есть на что посмотреть! Канада и Норвегия присоединились к плану по замедлению роста численности населения. Конечно, никто не говорил о контроле численности — данное выражение было запрещенным в политике, но подразумевалось именно это, и это снова превращалось в «трагедию общин»: если одна страна игнорировала резолюции СЮН, то её соседи выли от страха, что их задавят числом. Это ещё один вид обезьяньего страха, но ничего нельзя было с ним поделать. Тем временем Австралия, Новая Зеландия, Скандинавия, Азания, США, Канада и Швейцария объявили о запрете иммиграции, тогда как в Индии численность населения прибавляла по восемь процентов в год. Проблему мог решить голод — так и происходило во многих странах. Но пока… Телепередача сменилась рекламой популярного диетического жира, который не переваривался и проходил сквозь кишечник, не претерпевая изменений. «Ешь, сколько хочешь!»

Джанет выключила телевизор.

— Давайте сменим тему.

Они сидели вокруг стола и смотрели в свои тарелки. Как выяснилось, Влад и Урсула приехали из Ахерона из-за эпидемии устойчивого туберкулеза в Элизии.

— Санитарный кордон не выдержал, — сказала Урсула. — Некоторые вирусы, принесенные эмигрантами, могут мутировать или даже вступать в соединение с какой-нибудь из наших систем.

И снова Земля. Этой темы невозможно избежать.

— Там уже ничего не выдерживает, — воскликнула Урсула.

— Все к этому шло не один год, — резко заметил Фрэнк, его язык развязался при виде старых друзей. — Даже до появления терапии средняя продолжительность жизни в богатых странах была примерно вдвое выше, чем в бедных. Не забывайте об этом! Но раньше бедные были настолько бедными, что едва ли знали, что такое средняя продолжительность жизни, их заботило только то, как протянуть до завтра. А сейчас в каждой лавке на углу стоит телевизор и они могут наблюдать за происходящим — и видят, что они получают какие-то вспомогательные средства, тогда как богатым проводят терапию. И здесь уже не простая разница в социальном положении — ведь теперь они умирают молодыми, а богатые живут вечно! Так с чего вдруг они должны это терпеть? Терять-то им нечего.

— А получить можно все, — добавил Влад. — Они могли бы жить, как мы.

Они склонились над своими чашками кофе. В комнате было тусклое освещение. Сосновую мебель покрывала тёмная патина; пятна, зарубки, мелкие частицы, втертые в поверхность… Все напоминало одну из тех давних ночей, когда они были единственными в этом мире, когда несколько человек засиживались допоздна, дольше других, и разговаривали. Только сейчас Фрэнк, щурясь и оглядываясь вокруг, видел усталость на лицах друзей, седые волосы, морщинистые старые лица. С тех пор прошло время, их раскидало по планете, они перемещались, как он, или скрывались, как Хироко, или были мертвы, как Джон. Отсутствие Джона вдруг показалось таким ощутимым и тягостным, будто кратер, на краю которого они угрюмо ютились, пытаясь согреть руки. Фрэнк содрогнулся.

Позже Влад и Урсула ушли спать. Фрэнк посмотрел на Джанет, почувствовав себя обездвиженным, как иногда у него случалось на исходе дня, неспособным пошевелиться когда-либо вообще.

— Где сейчас Майя? — спросил он, чтобы Джанет задержалась ещё немного. Она дружила с Майей, когда они жили в Элладе.

— Да она здесь, в Берроузе, — ответила она. — Разве ты не знал?

— Нет.

— Она живёт в старых комнатах Саманты. Может, избегает тебя.

— Что?

— Она сильно злится на тебя.

— Злится на меня?

— Конечно. — Она глянула на него через тусклую, наполненную тихим гулом комнату. — Тебе стоило бы это знать.

Все ещё раздумывая, насколько открытым нужно быть с ней, он произнёс:

— Нет! С чего бы это ей злиться?

— О, Фрэнк, — ответила она и подалась вперёд на своём кресле. — Хватит вести себя так, словно у тебя что-то застряло в заднице! Мы знаем тебя, мы тоже были там и сами все видели! — Когда он откинулся назад, она придвинулась ещё ближе и тихо сказала: — Тебе стоит знать, что Майя тебя любит. И всегда любила.

— Меня? — слабо спросил он. — Она же Джона любила.

— Да, конечно. Но с Джоном было слишком легко. Он любил её в ответ, и это было очаровательно. Но для Майи это не годилось, ей нужно было что-то посложнее. И как раз так было с тобой.

Он покачал головой.

— Что-то не верится.

Джанет усмехнулась ему.

— Я знаю, что права, она сама мне это сказала! С самой конференции, когда подписали договор, она на тебя сердилась, а когда её что-то злит, она всегда об этом рассказывает.

— Но почему она сердится?

Да потому что ты отверг её! Отверг после того, как годами преследовал, а она к этому привыкла, ей это нравилось. Это было романтично — то твоё упорство. Она принимала это как данность, но любила тебя за это. А теперь Джона нет, и у неё наконец появилась возможность сказать тебе «да», а ты выгнал её прочь. Она была в ярости! И уже долго не может утихомирить свой гнев.

— Это… — Фрэнк пытался овладеть собой. — Это не так, все произошло не так.

Джанет встала, чтобы уйти, и, когда проходила мимо, погладила его по голове.

— Тогда тебе, может быть, стоит поговорить об этом с ней. — И она вышла.

Он ещё долго просидел на месте, ошарашенный, изучая блестящую поверхность ручки своего кресла. Собраться с мыслями ему было трудно. В конце концов он, оставив попытки, ушёл спать.

Спал он плохо, а под конец долгой ночи ему в очередной раз приснился Джон. Они вращались под действием марсианской гравитации в длинных и просторных отсеках космической станции. Шел 2010 год, и они были в своей шестинедельной экспедиции, молодые и сильные. Джон восклицал:

— Я прямо как Супермен! Вот это гравитация! Прямо как Супермен! — Он наворачивал круги по коридорам станции. — На Марсе все будет по-другому, Фрэнк. Все!

— Нет. Каждый шаг был как последний элемент в тройном прыжке. Прыг, прыг, прыг, прыг.

— Да! Все, что нужно, — это научиться бежать достаточно быстро.

Идеальная интерференционная картина из точек-облаков венчала западное побережье Мадагаскара. А солнце заливало бронзой океан.

Отсюда все смотрелось так превосходно.

— Подойди чуть ближе — и увидишь слишком много, — пробормотал Фрэнк.

— Или мало.

Было холодно, и они спорили из-за температуры. Джон вырос в Миннесоте и в детстве спал с открытым окном. А Фрэнка пробирала дрожь, он натягивал одеяло на плечи, но ноги превращались в лёд. Они сыграли в шахматы, и Фрэнк победил.