Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Но этим людям как раз было не интересно слушать о планах Джеки создать союз в масштабе всей системы. Здесь даже на местном уровне уже сложились достаточно сильные противоречия, и среди сидящих за столом, как видела Зо, находились заклятые враги. Она внимательно наблюдала за их лицами, когда глава делегации, Мари, в общих чертах изложила предложение Марса: заключить союз, который поможет избавиться от историческо-экономического гравитационного колодца Земли – огромной, переполненной, затопленной, увязшей в своём прошлом, как свинья в грязи, но остающейся преобладающей силой в диаспоре. В интересах поселений – вступить в союз с Марсом, составив объединенный фронт, чтобы самим управлять иммиграцией, торговлей и развитием, самим вершить свою судьбу.

Несмотря на все свои внутренние разногласия, сейчас уранианцы все как один выглядели неубежденными. Пожилая женщина, бывшая мэром Ипполиты, ответила, что они сами разберутся с Землёй, – и даже Красные с Миранды на это кивнули. Они считали Марс такой же угрозой их свободе. И намеревались вести дела со всеми потенциальными союзниками или противниками на свободной основе, вступая во временные соглашения или противостояния с равными себе в зависимости от обстоятельств. У них просто не было необходимости заключать какие-либо формальные договоренности.

– Все эти союзы предполагают какой-то контроль свыше, – подытожила женщина. – У вас нет такого на Марсе, так почему пытаетесь применить здесь?

– На Марсе у нас это есть, – ответила Мари. – Такой уровень контроля вытекает из комплекса мелких систем более низкого уровня, и решать проблемы целостным методом полезно. А теперь это будет происходить на межпланетном уровне. Вы путаете тотализацию с тоталитаризмом, а это очень разные понятия.

Но они не переубедились. Их следовало мотивировать с помощью рычага – и для этого здесь была Зо. И применить рычаг будет легче, если изложить аргументы заранее.

Энн на протяжении ужина хранила молчание, пока не закончилось обсуждение основной темы и мирандианцы не стали задавать ей вопросы. Тогда она словно оживилась и начала расспрашивать их о текущих проблемах местной планетологии – о классификации разных регионов Миранды как частей двух столкнувшихся планетезималей, о свежей теории, согласно которой мелкие луны Офелия, Дездемона, Бианка и Пак образовались при Мирандианском столкновении, и прочем. Она расспрашивала их подробно и со знанием дела, и хранители спутника взволнованно отвечали, выпучивая глаза, как лемуры. Остальные уранианцы также с удовольствием наблюдали за оживлением Энн. Она была Той Самой Красной – теперь Зо понимала, что это означало, она была одной из легендарнейших людей в истории. А каждый из уранианцев, похоже, был хоть немного Красным – в отличие от жителей систем Юпитера и Сатурна, у них не имелось крупномасштабных планов по терраформированию, они собирались жить в куполах и всю свою жизнь гулять по первозданным камням. И они чувствовали – по крайней мере, группа хранителей, – что Миранда настолько необычна, что её следовало полностью сохранить в исходном виде. Как отметил один из уранианских Красных, люди не могли сделать на Миранде ничего такого, что стало бы для них полезным, они могли лишь её обесценить. Она имела внутреннюю ценность, превосходящую даже её ценность в качестве планетологического образца. Она имела своё достоинство. Энн внимательно смотрела на них, когда они это говорили, но Зо видела по её взгляду, что она не согласна или даже не вполне их понимает. Для неё это был вопрос науки, для них – вопрос души. Зо сейчас больше разделяла чувства местных, чем Энн с её ограниченным упорством. Но итог был один – и местные, и Энн придерживались взглядов Красных в их чистом виде: никакого терраформирования Миранды, ни куполов, ни шатров, ни зеркал – только одна станция для гостей и несколько платформ для ракет. Хотя и платформы для ракет могли вызвать возражение со стороны хранителей – существовал запрет на все, кроме невинных пеших прогулок и подлетов на ракетах, на достаточной высоте над поверхностью, чтобы не потревожить пыль. Хранители рассматривали Миранду как девственную пустошь, на которой можно прогуливаться, но не жить и которую нельзя изменять. Мир альпинистов, или, даже лучше, мир летателей. На который можно смотреть, но не больше. Как на природное произведение искусства.

Энн, слушая их, кивала. И вот в ней проявилось что-то большее, чем сковывающий её страх. Страсть по камням, желание оказаться в мире камней. Фетишем могло стать что угодно, а у всех этих людей он был общий. Зо они удивляли – такие странные люди, но интересные. Точка приложения рычага вырисовывалась все яснее. Хранители заказали специальный паром на Миранду, чтобы показать её Энн. Больше туда никого не брали. Индивидуальная экскурсия по самой необычной из лун, для самой необычной из Красных. Зо рассмеялась.

– Я бы тоже хотела там побывать, – настоятельно сказала она.

Великое Нет сказало «да». Энн оказалась на Миранде.

Это была наименьшая из крупных спутников Урана, всего 470 километров в диаметре. На заре своего существования, около трёх с половиной миллиардов лет назад, её малый предшественник врезался в луну примерно такого же размера. Они раскололись, затем собрались вместе и, наконец, в результате нагрева от столкновения срослись в единый шар. Но новая луна успела остыть прежде, чем сращивание было завершено.

В итоге получился ландшафт мечты, крайне неоднородный и беспорядочный. Одни регионы были гладкими, как кожа, другие – грубыми и рыхлыми; одни представляли собой преобразованные поверхности двух протолун, другие – обнажённые внутренности камней. Встречались здесь и участки глубоких расщелин, в которых соединялись фрагменты разных пород. Расщелины эти изгибались под острыми углами, расчерчивая рельеф эффектными узорами в форме буквы V, что служило явным свидетельством сильнейшего крутящего момента, возникшего при столкновении протолун. Наиболее крупные из расщелин, достигавшие десятков километров в глубину, были даже видны из космоса в виде борозд, рассекающих поверхность серой сферы.

Они спустились на плато рядом с крупнейшей из этих зазубренных борозд, которая называлась разломом Просперо. Они надели костюмы, вышли из корабля и направились к краю разлома. Темная бездна была настолько глубокой, что, казалось, дно лежит в каком-то другом мире. В сочетании с невесомой микро- g это зрелище давало Зо ощущение полёта, такое же, как она иногда получала во сне, когда все марсианские условия исчезали, сменяясь неким духовным небом. А сверху висел зелёный круг Урана, придававший всей Миранде нефритовый оттенок. Зо протанцевала вдоль края, отталкиваясь носочками, возносясь в воздух и опускаясь в кратких плие. Её сердце переполняло чувство прекрасного. Так странно было видеть бриллиантовые искры «газовых фонарей», плывущие по стратосфере Урана на фоне таинственного нефрита. Свет исходил от круглых зелёных небесных фонариков. О глубине расщелины можно было лишь догадываться. Все сияло своей внутренней зеленью, viriditas , пробивающейся отовсюду. Но все оставалось навеки безмолвным и неподвижным – все, кроме них, чужаков и наблюдателей. Зо танцевала.