Ким Робинсон - Марсианская трилогия

И вернувшись на станцию, она села на поезд в Эхо и почувствовала, как он мчится вниз по конусу Павлина, по искусственному ландшафту восточной Фарсиды, в Каир, куда прибыл со швейцарской точностью, чтобы она пересела на другой, который направлялся на север, в Эхо-Оверлук. Поезд прибыл около полуночи, она заселилась в кооперативный хостел и вышла в Адлер, чувствуя, как заканчивается действие пандорфа вместе с её ощущением счастья. Зато вся её компания оказалась на месте, словно и не было той разлуки. Они с радостью её встретили, обнимали, по одному и все сразу, целовали, наливали и расспрашивали о поездке, рассказывали о состоянии ветра в последнее время и всячески её лелеяли, пока за час до рассвета не оделись и не высыпали на планку. Оттолкнувшись от неё к тёмному небу, поймали опьяняющий восходящий поток ветра, немедленно получив естественное ощущение, сравнимое с дыханием или сексом, и видя чёрный массив откоса Эхо, выпирающий на востоке, как край материка, и тёмное дно каньона, лежащее далеко внизу. Пейзаж её души, с сумрачными долинами и высокими плато, с головокружительной скалой между ними, и над всем этим – яркое пурпурное небо. Лавандовое на востоке, индиго на западе, оно вспыхивало и насыщалось цветом с каждой секундой. Звезды внезапно гасли, высокие облака на западе окрашивались розовым. Выполнив несколько снижений, она оказалась много ниже уровня Оверлука и смогла сблизиться с утёсом, а потом поймать сильный восходящий поток с запада и влиться в него, пролетев буквально в дюймах над Андерлуком, нижним входом, а затем подняться по узкой спирали. Она была неподвижна, но её рьяно возносил ветер, пока она, наконец, не вышла из тени утёса в резкую желтизну нового дня, в потрясающе приятном сочетании кинетических и зрительных ощущений, чувств и реальности. И взмыв в облака, она подумала: «Черт с тобой, Энн Клейборн! Вы вместе с тебе подобными можете вечно следовать своему моральному долгу, своей иссейской этике, ценностям, задачам, ограничениям, принципам, большим жизненным целям. Вы можете всю жизнь сыпать этими словами, полными лицемерия и страха, но никогда не испытаете ощущения, такого, как это, когда разум, тело и реальность образуют идеальную гармонию. Вы можете до посинения выкрикивать свои кальвинистские проповеди о том, как людям распоряжаться своими короткими жизнями, как будто кто-то способен знать это наверняка, как будто вы не стали в старости кучкой бездушных мерзавцев. Но до тех пор, пока вы не подниметесь сюда, не полетаете, не прыгнете, не испытаете этих ощущений, не почувствуете этой грации тела – вы просто не будете ничего знать, не будете иметь права говорить, вы, рабы собственных идей и порядков, и не сможете увидеть, что нет высшей цели, чем этот подлинный смысл существования, смысл самого космоса – свобода полёта».

Северной весной пассаты вступали в противоборство с западными ветрами и восходящими потоками Эхо. Джеки находилась в Гранд-канале, отвлекшись от своих межпланетных маневров на скучные местные политические процессы. Казалось даже, что её тяготила необходимость участвовать в них, и она явно не желала, чтобы её дочь была сейчас рядом. Поэтому Зо на какое-то время вернулась к горным работам в Морё, а затем присоединилась к группе друзей-летателей на побережье Северного моря, к югу от Перешейка Буна, возле Блохс-Хоффнунга, где морские утёсы на целый километр выступали над бьющимися о них волнами прибоя. Предвечерний бриз дул с моря и, обрушиваясь на эти утёсы, поднимал в воздух стайки летателей, которые проносились сквозь морские скалы, торчащие из пены, непрерывно вздымающейся и опадающей, чисто-белой в темно-красном море.

Этой летной группой руководила девушка, которую Зо никогда не встречала прежде. Её звали Мелка, и ей было всего девять М-лет. И она летала лучше всех, кого знала Зо. Когда Мелка вела свою группу в воздухе, то создавалось впечатление, будто среди них оказался ангел. Она то устремлялась стрелой, словно хищная птица в окружении голубей, то вела их точными маневрами, благодаря которым полёты стаей превращались в настоящее удовольствие.

Зо каждый день работала с местным партнёром своего кооператива, а по вечерам, после работы, – летала. И её душа постоянно возносилась ввысь, постоянно находя в чем-то радости. Однажды она даже позвонила Энн Клейборн, чтобы попытаться рассказать ей о полётах, о том, что действительно имело значение, но старуха уже еле вспомнила, кем была Зо, и не проявила к ней интереса, даже когда Зо постаралась объяснить, где и как они встречались.

В тот день она летала, страдая душевной болью. Разумеется, прошлое было все равно что письмо, не дошедшее до адресата, но люди при этом могли превращаться в настоящих призраков…

Эти чувства могли притупить лишь солнце, солёный воздух и брызги морских волн, бьющихся об утёсы. Там как раз ныряла Мелка, и Зо полетела за ней, внезапно ощутив, что её буквально притягивает к этой прекрасной душе. Но Мелка увидела её и, задев кончиком крыла самую высокую скалу, стала падать, как подбитая птица. Пораженная случившимся, Зо сложила крылья и, размахивая хвостом, начала опускаться к скале. Затем, резко нырнув, поймала падающую девушку, заключила её в объятия. Зо махала одним крылом над голубыми волнами, пока Мелка сопротивлялась в её руках, – а потом поняла, что они упадут в воду.

Часть двенадцатая

Все происходит слишком быстро

Они спустились на невысокий обрыв, возвышающийся над Флорентином. Стояла ночь, спокойная и прохладная, тысячи звёзд висели над головой. Они шагали бок о бок по тропе вдоль обрыва, глядя на лежащие внизу пляжи. На всей чёрной глади воды отражался звездный свет, и длинная смазанная полоса, отражающая свет Псевдофобоса, садящегося на востоке, вела к тёмному массиву земли на другой стороне бухты.

– Я беспокоюсь, да, беспокоюсь. Даже боюсь.

– Чего?

– Это из-за Майи. Её рассудка. Её психологических проблем. Эмоциональных проблем. Её состояние ухудшается.

– В чем это проявляется?

– Все в том же, только теперь хуже. Она не может уснуть по ночам. Иногда её раздражает, как она выглядит. Она ещё в своём маниакально-депрессивном цикле, но он каким-то образом меняется, не знаю, как это описать. Она будто не всегда помнит, в какой части цикла находится. Просто болтается по нему, и все. И забывает всякое, очень часто.

– Мы все забываем.

– Знаю, но Майя забывает то, что я бы назвал самым типичным для неё. И ей как будто все равно. И это – что ей все равно – как раз хуже всего.

– Мне это трудно себе представить.

– Мне тоже. Может, в её цикле настроений сейчас просто преобладает депрессия. Но бывают дни, когда у неё пропадают все эмоции.