Ким Робинсон - Аврора

– Они не нападали. Разве что немногие. Скорее всего, это потому, что у вас слишком малый запас для ошибки. Потому что у вас слишком маленький корабль.

Фрея никогда не указывала Джучи на то, что он всегда называл все, что было на корабле, «их», а не «нашим». Будто сам был не причастен.

– Я начинаю бояться, – сказала она. – Что, если вернуться было плохой идеей? Что, если корабль слишком стар и не справится?

– Это и было плохой идеей! – ответил Джучи и снова усмехнулся ей. – Просто другие идеи были еще хуже. И слушай, корабль не настолько стар, чтобы не справиться. Делать все, что нужно, вовремя еще сто тридцать лет или около того. Здесь нет ничего невозможного.

Она не ответила.

Через минуту Джучи продолжил:

– Слушай, хочешь выйти наружу и посмотреть на звезды?

– Да, наверное. А ты?

– Хочу.

Джучи натянул один из скафандров, находившихся у него на пароме, и вышел через самый маленький шлюз. Фрея тоже надела скафандр – из шлюза в комплексе Третьей спицы внутреннего кольца. Они встретились в открытом космосе между стержнем и внутренним кольцом, рядом с самым паромом, и, привязанные, воспарили в межзвездном пространстве.

И они парили среди звезд, привязанные каждый к своему маленькому укрытию. Космическая радиация сказывалась здесь гораздо сильнее, чем в большинстве помещений корабля и даже чем в пароме Джучи, но один-два часа в год или даже в месяц не могли слишком изменить эпидемиологическую ситуацию. Мы сами, конечно, подвергались ее непрерывному воздействию, на самом деле это даже было для нас вредно, но мы все-таки были достаточно крепки и выдерживали этот нескончаемый шквал, который оставался для людей невидимым и неосязаемым, а потому редко посещал их мысли.

Бо́льшую часть своей внекорабельной деятельности двое друзей проводили молча – просто парили в пространстве и осматривались вокруг. Город и звезды [27] Так называется научно-фантастический роман Артура Кларка, опубликованный в 1956 году. .

– Что, если все разрушится? – спросила Фрея в какой-то момент.

– Все постоянно рушится. Я не знаю.

Больше они ничего не говорили. Только парили в тишине, взявшись за руки, отвернувшись от корабля и от солнца и глядя в сторону созвездия Ориона. Когда настало время возвращаться, они обнялись – по крайней мере, насколько это было возможно в скафандрах. Со стороны казалось, будто два пряничных человечка пытались стать одним.

В 10:34 198088-го дня в Лабрадоре погас свет, включились резервные генераторы, но солнцелиния не зажглась. Чтобы осветить потемневший биом, установили большие переносные осветители, на шлюзах с обеих его сторон поставили вентиляторы, которые направляли воздух из Пампасов в Лабрадор, а оттуда – в Патагонию, чтобы воздух везде был теплым. Новая пшеница могла протянуть без света несколько дней, но наступивший из-за отсутствия света холод сказывался на ней плохо. Был скорректирован режим отопления в Пампасах, чтобы смягчить и холод, проникавший теперь в Патагонию, которую также как раз превращали в пашню. Население же Лабрадора переселилось в Плату, так что ремонтные бригады могли делать свое дело, не боясь кого-либо поранить.

Стандартные протоколы устранения неполадок не помогли выявить источник проблемы, а это был повод для тревоги. Более подробный тест показал, что содержание газов и солей в дуговых трубках, составлявших солнцелинию, особенно галида и натрия высокого давления, а также ксенона и паров ртути, сократилось до критического уровня – либо в результате диффузии сквозь нанометровые дырочки в алюминиевых дуговых трубках, либо вследствие контакта с электродами в балласте, либо сцепляясь с кварцевыми и керамическими дуговыми трубками. Во многих солнцелиниях также использовался криптон-85 как дополнение к аргону в трубках, а в электродах был торий, и эти радиоактивные вещества со временем теряли свою эффективность в усилении разряда.

Все эти нарастающие потери вели к тому, что лучшим решением было напечатать новые лампы на принтерах, поднятых с помощью крупных автоподъемников, уже привезенных в Кольцо Б из Соноры, установленных и включенных. Когда они это проделали, в Лабрадор вновь вернулось освещение, а за ним и люди. Старые лампы были переработаны, их заменяемые материалы вернулись в различные хранилища для сырья. Потерянный аргон и натрий потом можно было отфильтровать из воздуха – частично, но не весь: некоторые атомы этих элементов соединялись с другими, присутствующими на корабле и были утеряны безвозвратно.

В итоге отключение электричества в Лабрадоре обернулось всего лишь маленьким кризисом. Тем не менее оно вызвало много случаев повышения кровяного давления, бессонницы, разговоров о кошмарах. Некоторые даже высказывались о том, что жизнь превратилась для них в кошмар наяву.

В 199 году в Лабрадоре, Патагонии и Прерии случился неурожай. Запасов продовольствия, накопленных к тому времени, хватало, чтобы прокормить население корабля, сейчас это было 953 человека, всего на шесть месяцев. Для истории человечества в этом не было ничего удивительного – более того, насколько могли определить историки, их запасы были весьма близки к среднему уровню. Но это было не так существенно, как то, что теперь из-за неурожая они были, так или иначе, вынуждены обратиться к своим резервам.

– А что еще мы можем сделать? – сказал Бадим, когда Арам пожаловался ему на этот счет. – Для этого же и нужен резерв.

– Да, но что случится, когда и он закончится? – отозвался Арам.

Фитопатологи изо всех сил старались понять причины их проблем и как можно скорее придумать новые стратегии борьбы с вредителями. Они испытывали целый ряд химических и биологических пестицидов, либо выведенных в лабораториях, либо почерпнутых из имевшейся информации с Земли. Они внедряли генетически модифицированные растения, которые лучше переносили любые патогены, какие были обнаружены на зараженных растениях. Они превратили все земли во всех биомах в пашни. Отменили зимы, перейдя на циклы «весна-лето-осень».

Предприняв все эти действия, они создали мультивариантный эксперимент. Поэтому какие бы ни получились результаты, они бы не могли сказать, какие действия к чему привели.

Когда в новый весенний период прошел посев, то стало казаться, что страх – это тоже инфекционная болезнь, поражающая людей. Теперь они стали припрятывать часть урожая, и эта тенденция очень плохо сказывалась на производительности всей системы. Утрата социального доверия легко могла привести к всеобщей панике, после чего – к хаосу и забвению. Все знали это, и от этого страх только усиливался.