Ирина Истратова - Дикие собаки

Ирина Истратова.

«Наука и жизнь» № 7, 2012.

«Наука и жизнь» № 8, 2012.

«Наука и жизнь» № 9, 2012.

Повесть Ирины Истратовой получила специальный приз журнала «Наука и жизнь» на фестивале фантастики «Басткон», 2012 г.

Над горизонтом, увенчанным тонким золотым заревом, пронзительно чернело звёздное небо. Огромный Юпитер неподвижно висел на небосводе, склонив рогатую голову под тяжестью тёмного диска, а маленькая луна Ио, словно о чём-то умоляя, протягивала к нему тонкие руки. Бледно-розовый свет сочился на ледяные поля.

Первые лучи солнца ударили из-за горизонта и отразились от тысячи граней. Скользнули по катку посадочной площадки, очертили покатые стены снежных ангаров. Заглянули в параболическое зеркало исполинской антенны из армированного льда, поиграли с чёрными фигурками гусеничных роботов.

Из-за горизонта медленно выкатилось солнце, похожее на фару снегохода.

По чёрному диску Юпитера двигалась пиктограмма космического корабля. Предупредительный компьютер, проследив направление человеческого взгляда, вывел рядом надпись: «Фламин». Дверца холодильника, не занятая пока никаким графическим представлением, отобразила схему планетолёта, выделив красным поднятый тепловой щит. По поверхности обеденного стола пробежали разноцветные линии. Траектория «Понтифика» огибала Юпитер и уходила к Сатурну, но раньше от неё ответвлялась траектория «Фламина», закручивалась в атмосфере газового гиганта и далее — пунктиром — тянулась к Европе.

Андрей Николаевич Савин налил в чашку заварки, скользнул взглядом по картинке на боку термоса: рубка «Фламина», сосредоточенное лицо пилота. Видимо, изображение синтезировано компьютером — во время аэродинамического торможения Тагаев должен лежать в противопере-грузочной ванне, управляя планетолётом через нейроинтерфейс.

— А давайте кинем жребий, — предложил Рафаэль Эррера Баррос.

Савин вздрогнул, с трудом сдержав смех, и потряс облитой кипятком рукой. Американец озвучил то, о чём думали все члены их маленькой команды.

— Ничего подобного! — сказал Хэ Бин-син. — Первым с ним будет общаться доктор Савин. Он начальник экспедиции.

Андрей Николаевич сделал глоток. Как же он стосковался по горячему чаю! Почти так же сильно, как по людям. Здесь, на базе, вода закипает при семидесяти по Цельсию, а из людей только Рафаэль Эррера Баррос, Хэ Бинсин и Ракеш Наутиял, за три с лишним года экспедиции изученные до отвращения.

Горячий чай стоит того, чтобы иногда закрыться в барокамере. Чёрт возьми, может, завтра и впрямь воспользоваться служебным положением?

— Следующий на очереди — доктор Эр-рера Баррос, — продолжал Хэ Бинсин. — У него две докторские степени: по медицине и по биологии.

— Определённо, — американец широко улыбнулся.

— Остались я и доктор Наутиял. По возрасту и количеству научных публикаций мы примерно равны, но пусть третьим будет доктор Наутиял.

— Это почему же? — настороженно спросил индиец.

— Я могу подождать, — ровным тоном сказал Хэ Бинсин. — В конце концов, есть другие интересы, помимо общения. Доктор Тагаев привезёт архив интернета за три года, почитаю что-нибудь новенькое по специальности. Ходить по ссылкам без задержки — такое наслаждение!

— Боюсь, мы не можем придерживаться предложенной вами схемы, доктор Хэ, — Савин прикрыл чашкой улыбку. — Доктору Тагаеву первым делом потребуется медицинский осмотр.

— Безусловно! — радостно подтвердил Эррера Баррос.

— Не вижу затруднений, доктор Савин. Разве врач — не ваша вторая специальность? Почему-то это обстоятельство постоянно упускается из виду.

— Доктор Хэ, вы опять за старое, — сказал Савин с укоризной. — Я ничего не скрываю. Просто нет необходимости об этом вспоминать: доктор Эррера Баррос прекрасно справляется со своими обязанностями… Доктор Наутиял, вас что-то тревожит?

Ракеш Наутиял поднял взгляд от своих с силой сцепленных рук.

— Вот мы всё планируем… А если он не захочет с нами разговаривать? Он две недели был совсем один, а мы тут справляли сатурналии. Я бы обиделся.

Пока «Понтифик» маневрировал в гравитационном поле Юпитера, экипажи двух миссий общались практически в реальном времени — ведь что такое задержка порядка десяти секунд для тех, кто на расстоянии светового часа от Земли? Это был праздник. Работа стояла. Савин объявил выходные, то же сделал командир «Понтифика». О Тагаеве забыли, что было не очень-то хорошо, но никто ничего не мог с собой поделать. Его оставили на потом.

— Он не обиделся, — сказал Эррера Баррос, — он же психолог.

— Значит, обиделся, но не подаст виду, — возразил Хэ Бинсин.

В свете солнца Европа сверкала, как разбитая ёлочная игрушка. Хаос ослепительно-белых плоскостей и резких теней — и занесённый серп Юпитера, ржавый и окровавленный. Чуть выше крошечная перевёрнутая лодочка Ио плыла против восходящего звёздного течения.

В зените разгоралось второе солнце. Всё окрасилось в синие тона, постройки отбрасывали двойные тени. Колонна голубого света опускалась на приподнятый центр посадочной площадки, как будто на пьедестал. Лёд вскипел, пар взметнулся и мгновенно замёрз, синее сияние угасло в облаке ледяной пыли. Белое кольцо, серебрясь на солнце, расходилось и оплывало. И вот в центре, точно ступица, показался покрытый инеем нос космического корабля. К месту посадки съехались роботы, вооружённые водомётами, и быстро наморозили ледяной коридор, соединивший шлюз «Фламина» со входом на базу.

— Я дам вам кислород, чтобы вывести гелий из организма. Будет немножко весело. Займёт четверть часа, не больше. А тем временем я запущу компьютерную диагностику. Потом будем понижать давление. Мы на базе дышим чистым кислородом, так что давление примерно треть атмосферы. Кстати — у нас не курят!

Рафаэль Эррера Баррос расхаживал по медблоку и возбуждённо размахивал руками, словно сам перебрал кислорода. Его английский от волнения испортился.

— Ну, конечно, кроме кислорода есть водяные пары и немного углекислого газа — мы его выдыхаем. На Европе он дороже золота, улавливается и поступает в оранжерею. Зовите меня Рафаэль, просто Рафаэль.

— Валентин.

— Чрезвычайно рад! — с чувством сказал американец. — Поскорей бы Хэ Бинсин наладил добычу газа в атмосфере Юпитера. Органики не хватает. Да и мы могли бы дышать нормальным воздухом… О! Валентин, вы в хорошей физической форме.

Взгляд Рафаэля скользил по видимым ему одному строчкам на внешней стенке барокамеры — для Тагаева она оставалась абсолютно прозрачной.