Екатерина Лесина - Невеста по спецзаказу, или Моя свекровь и другие животные [СИ]

Ага. Правду сказала.

И пусть икнется врагу!

— Бывает, — я ноженьку через унитаз перекинула. Не с первого раза — штаны костюмные были узки и шиты из псевдокожи, которая к актобатическим этюдам не располагала — но все же перекинула.

Заодно и обнаружила пропажу одной туфли. Левая была на месте — еще орудие пытки на пятнадцатисантиметровой шпильке.

На меня умопомрачение нашло, когда я их приобрела, не иначе.

Алая лаковая кожа.

Узкая колодка с высоким подъемом.

Жесткая пятка, которая начинала натирать, стоило лишь туфли примерить, и носок, сдавливавший пальцы не хуже испанского сапога. С другой стороны ценою сих мучений я обретала пятнадцать сантиметров к своим ста пятидесяти пяти естественным и некую странную уверенность в своей же сексуальности. Подозреваю, происходила она единственно от нежелания признать, что деньги и немалые, потраченные на приобретение туфель, были потрачены зря.

И вот теперь я их лишилась.

Жалость какая.

— Вы просто не представляете перспектив, которые открываются перед вами, — возвестил Ицхари и добавил, — благодаря участию брачного агентства «Золотой лепесток»..

— Да-да, помню… лучшего брачного агентства в этом рукаве галактики.

Я бросила ершик и стащила туфлю. Если взять за носок, то шпилька — это почти оружие. Во всяком случае куда более грозное и куда менее вонючее.

— Ваш жених состоятелен. Родовит. Силен.

И чудо до чего хорош.

Понимаю.

С какого боку ни глянь — пряник сахарный, глазированный. Правда, что под этой глазурью прячется, мне не скажут, тут и гадать нечего. А прячется что-то — это точно, потому как иначе нашли бы они своему распрекрасному кому-то там невесту поближе.

Но вслух я ничего не сказала.

Стою.

Туфлю держу.

Улыбаюсь, пусть и не столь выразительно, как ксенопсихолог, но искренне… почти искренне. Улыбка-то нервическая, называется «шаг до истерики».

Я и не заметила, как туфельку из руки потянули.

— Вам не следует волноваться, — вкрадчиво произнес ксенопсихолог, а в перламутровых глазках его блеснул живой интерес. Такой же интерес я видывала у кошки Калерии, когда та бабкиною канарейкой любовалась. — Вам никто не причинит вреда… наш долг оберегать вас…

…ага, вот и кошка та, помнится, все оберегала, оберегала… хорошая была у бабки канарейка. Голосистая.

Но глупая.

Я глазами моргнула и туфлю к себе дернула.

— Руки прочь, — говорю. — От Гондураса!

— Что?

Он глазами моргнул. Попеременно. Сначала левым. Потом правым.

— Это частная собственность, — и туфлю под мышку сунула.

— Но… этот предмет, если я правильно понял, подразумевает наличие пары, в отсутствие которой он бесполезен.

— Это ты, — говорю, — бесполезен. А туфля будет напоминать мне о доме.

И всхлипнула.

Плакать я умела. Как говорится, тяжелое наследие школьного актерского кружка, в котором мне, словно нарочно, подсовывали трагические роли. А я по наивности полагала, что главным мерилом трагичности является объем пролитых слез.

— …которого меня жестоко лишили…

И туфлю погладила.

— …нанеся тем самым глубокую моральную травму…

Ицхари покраснел.

Ксенопсихолог побелел и полосами пошел. Вертикальными. Интересненько, это у него индивидуальная особенность, аль расовая примета.

Но туфлю я покрепче ухватила.

Не дам лишить себя последнего оружия! И вообще…

— Агния-тари, поверьте, ваш будущий супруг компенсирует все доставленные вам неудобства…

Ага. А он-то сам про это знает?

Сомневаюсь.

Иначе с чего бы у свахи глазкам-то бегать? Ой, чуется, супруг мой будущий — тьфу-тьфу и по дереву бы постучать, чтоб не сбылось, или хотя бы по фарфору, раз уж дерева нет — сам не в курсе, какое счастье ему на голову свалилось. Вспомнилось отчего-то, как Маруська, наша секретарь, женщина сталых лет, но подросткового менталитета — квартиру покупала. Ох, как ей риэлтор нахваливал.

Мол, и трешка.

И в центре города.

И площади приличной. Этаж хороший, четвертый… и ремонт-то в ней худо-бедно сделан. Не квартира — сокровище. Маруська и радовалась, хотя предупреждали ее опытные люди про дешевизну подозрительную этакого клада.

Ан нет. Не послушала.

И что в итоге?

Нет, комнат в квартире не поубавилось, и этаж не поменялся, и адрес прежним был. Зато выяснилось, что под Маруськой обретается парочка наркошей, к которым в гости регулярно приятели заглядывают и вовсе не для пропаганды здорового образа жизни. А над Маруськой — бабка в глубоком маразме с любовью к тварям четвероногим, коих в квартире с два десятка собрала.

Отсюдова и ремонт.

Хозяева запахом краски вонь от кошачьей мочи перебить пытались.

В общем, так и переехала… и живет третий год уже. Говорит, пообвыклась. А вот мне обвыкаться неохота. Мне бы из комы моей затяжной выйти.

На всякий случай я себя ущипнула — слезы пошли гуще — и убедилась, что болевые рефлексы присутствуют, а виртуальная реальность не собирается меня отпускать.

— Может, вы все-таки отдохнете? — столь любезно, сколь это вообще было возможно в нынешних обстоятельствах, произнес менталист.

И я кивнула.

Сон или нет, но отдых еще никому не мешал… а вдруг очнусь? Пусть бы и в больничке, в проводах и трубках… одна-одинешенька… Саныч, небось, откупится букетом чахлых хризантем да взяткою, чтобы происшествие не оформляли как рабочую травму.

И все, больше судьбу мою горькую оплакивать некому.

Ну и ладно.

Прорвусь.

Как-нибудь.

Глядя вслед женщине, которая самозабвенно рыдала, но при том умудрялась идти с гордо поднятою головой, зажав под мышкой красную туфельку, Ицхари вздохнул.

Тяжко вздохнул.

И закрыв глаза, вознес молитву Пресветлой Создательнице и всем Семи Девам.

Не полегчало.

А с самого начала это задание было не сказать, чтобы вовсе невыполнимым — те, кто полагал, будто бы достопочтимая Бинено-тари, бессменный руководитель Алузийского отделения агентства, дает подчиненным невыполнимые задания, отсеивались после первого же года службы — но определенно непростым.

— Дорогой, — Бинено-тари всех своих «мальчиков» — девочек в агентстве принимали исключительно в качестве клиентов — именовала «дорогими», — ты же понимаешь, такой шанс выпадает раз в жизни!

Жила Бинено-тари уже три сотни циклов, а потому Ицхари всецело оценил серьезность проблемы.

— И мы не имеем права испортить заказ…

— Да, Бинено-тари, — Ицхари мог бы напомнить, что за сорок семь циклов службы, — а в агентство он явился зеленым юнцом, только-только получившим право выйти из улья — не испортил ни одного заказа, но не стал.

Бинено-тари прекрасно это знала.

Как и то, что среди всех претендентов на пост главы отделения, именно Ицхари имел самые высокие шансы получить-таки должность.