Наталья Бульба - Дорога к себе. Когда боги против...

Количество моих выпадов, которые он проигнорировал за последнее время, было значительным. Но я не обольщалась, оценивая его благосклонность ко мне, как интерес естествоиспытателя к очередному объекту исследования. Наиграется, найдет ответы на те вопросы, которые перед собой поставил и…

Что будет дальше, я не могла даже и предполагать.

В этом Ильдар тоже был прав.… Дамир хотя бы знал, что его ждет.

— А ее мать? — я решила последовать его примеру и сделать вид, что ничего не произошло. Ненависть — ненавистью, но мне стоило хотя бы попытаться понять этот мир. Не принять — найти способ сделать собственную жизнь более определенной и выиграть время.

Я хотела вернуться домой…

Я должна была вернуться домой!

— Джема — жрец-наставник в Храме Судьбы. Я был у нее первым мужчиной, что не делает меня мужем, но теперь все ее дети войдут в мой род.

— Так Лорианна, — назвать девочку кратким именем я не смогла, — не твоя дочь?

— Лорианна, — он тоже произнес ее полное имя. Пошел чуть медленнее, подстраиваясь под мой шаг, — моя дочь, но это скорее необходимость усиления варии сильными одаренными. Для меня не имеет практически никаких последствий, кроме ответственности. Теперь Джема несет на себе мой отпечаток, что осложняет ее возможный союз с другим множеством нюансов.

— Законы телегонии? — проявила я свою осведомленность.

— Не совсем в том виде, в котором они известны у вас, но все равно — законы. Все, кого она родит, будут носителями моего дара — я значительно сильнее возможных ее партнеров, если это, конечно, не будет кто-то из оставшихся лиската или самого эклиса. Последнее слово, определяющее судьбу каждого из них, тоже принадлежит мне.

— А… мать Лорианны согласна с таким положением? — слушая его пояснения, что не мешало мне разглядывать окружающий пейзаж, поинтересовалась я, стараясь, чтобы прозвучало достаточно отстраненно. Фраза девочки о том, что Джема будет недовольна, заставила обратить на себя внимание.

— Она — одаренная и сделала свой выбор, — внезапно остановившись, ответил он. Замер, закинув голову и закрыв глаза. — Чувствуешь, пахнет огнем?

Непроизвольно вдохнула жаркий воздух — не столько космопорт, сколько посадочная площадка, находился на песчаном плато, окруженном с двух видимых мне сторон изломанными уступами, напоминающими выложенные из плоских камней стены. Впрочем, зыбкое марево не позволяло с уверенностью сказать, было ли это действительностью или Ильдар вновь устраивал для меня свои фокусы. Скорее — последнее. Вокруг нас не было ни одной живой души. Лишь шелестели, перекатываясь, песчинки, создавая иллюзию мерно вздыхающего моря…

— Водой и жизнью, — не задумываясь о том, что заставило меня произнести именно эти слова, прошептала я, без малейшего удивления наблюдая, как меняется картинка перед моими глазами. Горизонт словно пододвинулся ближе, прочертив четкую линию между желтым и зеленым.

— Ты права, — с довольной улыбкой протянул Ильдар, глядя на меня. — Ветер оттуда. — Подумал, глядя на меня с… каким-то надрывом. Потом добавил, сумев в очередной раз лишить меня самообладания: — В этом мире ты можешь бояться только меня. От всего остального я сумею тебя защитить.

Хотелось бы знать, чем именно грозило мне его признание.

— Мария, — чуть задохнувшись от бега, выдохнула Лорианна, останавливаясь рядом со мной, — тебя ищет Ильдар.

— Он сам меня отпустил, — пожала я плечом, не двинувшись с места. Вряд ли жрец не знал, где я нахожусь — вершина холма, подмытого тихой, какой-то по-домашнему уютной речкой, почти сразу стала любимым местом моего уединения.

— Он сердится, — пожаловалась Лорианна, беря меня за руку. — Сказал, чтобы я немедленно тебя нашла.

Самариния была почти полным близнецом Земли. Двадцать четыре часа в сутках; практически идентичная сила тяжести; наклон оси вращения, определяющий смену времен года, продолжительность которого составляла триста шестьдесят дней… ровно двенадцать месяцев.

Один из них, который провела на этой планете, я сегодня вычеркивала из своей жизни.

— Вчера он тоже сердился, — равнодушно заметила я. — И позавчера…

— Он опять на тебя кричал? — расстроенно поинтересовалась Лорианна, заглядывая мне в лицо. Став однажды свидетельницей его ярости — стоило признать, что тот раз был первым и последним за все это время, она тут же приняла мою сторону, взглядом заставив Ильдара замолчать буквально на полуслове.

Из нас двоих она была значительно младше, но иногда казалась мне очень взрослой. В ту минуту она была именно такой: знающей о будущем то, что ему и мне было неведомо.

Ильдар отступил, привычно порывисто развернувшись и выйдя из моей комнаты, где это происходило, а я по-новому посмотрела на Лорианну, приметив в ней одиночество, на которое она была обречена, будучи уникальной даже для своего мира.

С тех пор мы частенько бывали вместе. Я ей рассказывала о Зерхане, о планетах, на которых успела побывать, она… просто слушала и, я видела это по ее глазам, мечтала.

Не знаю, поступала ли я правильно, бросая в ее душу этот росток, но… изменить уже ничего не могла.

— Нет, — качнула я головой, — он больше не кричит…

— Но смотрит так, что лучше бы орал, — закончила за меня Лора. Мысленно я начала называть ее и так. Она не была похожа на мою Лорку, но… нуждалась в любви не меньше, чем младшенькая.

— Он всегда был такой? — грустно вздохнув — эти прогулки были для меня единственным способом вернуть себе самообладание, и, бросив последний взгляд на медленно бегущую вдаль воду, направилась по выложенной камнем тропинке вниз. Дочь Ильдара пошла следом, так и не отпустив мою ладонь.

Мы уже успели пройти полпути до площадки телепортатора (я не собиралась испытывать терпение жреца и заставлять себя ждать), когда она наконец-то ответила:

— Ты ведь не рассердишься? — сдвинув угрюмо брови, спросила она, останавливаясь и заглядывая мне в глаза.

— На тебя? — удивилась я. — Нет!

— Он никогда раньше таким не был, — призналась она. — А тут… сначала Дамир, теперь — ты.

— А что — Дамир? — не понимая, уточнила я. Себя я предпочла пропустить. — Они что, — неожиданная догадка буквально сбила дыхание, — были знакомы и раньше?

Интасси продолжал молчать и безропотно исполнять приказы лиската. Иногда мы гуляли вдвоем, но для меня это было, скорее, наказанием. Любой, самый безобидный жест, был способен заставить Дамира отпрянуть, глядя на меня если и не с ужасом, то с какой-то щемящей тоской.

— Дамир был телохранителем Ильдара, — прошептала она, оглядываясь вокруг, словно нас могли подслушать. — А еще… Ильдар говорил, что доверял свою жизнь только ему…