Энди Вейр - Артемида

Я прошла в гостиную, где тоже все было совсем по-другому. Мебель сдвинута к стенам, а некогда украшавший пол огромный персидский ковер исчез. Похоже, некоторые пятна отчистить невозможно.

Лене сидела в полумраке, забившись в угол кушетки. Как любая богатая молодая девушка, обычно она тщательно одевалась и красилась. Но сегодня она была ненакрашена, на ней был простой спортивный костюм, футболка, а волосы были убраны в небрежный «хвост», классический признак полнейшего безразличия к своей внешности. Ее костыли лежали на полу.

Лене застывшим взглядом смотрела на мужские наручные часы, которые держала в руках.

– Эй, привет, – сказала я тем идиотским голосом, которым люди обычно разговаривают с теми, кто испытывает глубокое горе. – Как ты?

– Это Патек Филипп [40] Patek Philippe – марка дорогих швейцарских часов. , – тихо произнесла она. – Лучшие часовые мастера на Земле. Хронограф, автоподзавод, временные зоны – тут есть абсолютно все функции. Отец всегда хотел все самое лучшее.

Я села рядом с ней.

– Отец специально заказал нужные измерения лучшим женевским мастерам, – продолжала Лене. – Им пришлось заменить сектор автоподзавода на вольфрамовый, чтобы он смог работать при лунной силе тяжести.

Она наклонилась поближе и показала на циферблат часов:

– Указатель лунных фаз заменили на указатель фаз Земли. Это было довольно сложно, потому что фазы Земли идут в обратном порядке. Они даже указатель временной зоны заменили с «Найроби» на «Артемиду».

Лене надела часы на руку:

– Но они слишком велики для меня. Я никогда не смогу их носить.

Она опустила руку, часы соскользнули и упали на кушетку. Лене всхлипнула.

Я подняла часы. Даже притом что ничего не знаю о часах, выглядели они красиво. Крохотные брильянты отмечали все цифры, кроме «12», где красовался изумруд.

– Руди арестовал убийцу, – сказала я.

– Я слышала.

– Или он всю жизнь будет гнить в норвежской тюрьме, или его казнят в России.

– Но это не вернет ни отца, ни Ирину, – ответила Лене.

Я положила руку ей на плечо:

– Мне правда очень жаль.

Она кивнула.

Я вздохнула, чтобы хоть как-то заполнить неловкое молчание:

– Лене, послушай, я не знаю, говорил ли тебе Тренд что-то о своих делах…

– Я знаю, что он нарушал закон, – ответила она. – М не все равно. Он был мой отец.

– Его убили по приказу владельцев «Санчез Алюминий».

– Синдикат «Паласио». Да, Руди мне сказал. До вчерашнего дня я даже не слышала о них.

Лене спрятала лицо в руки. Я ожидала, что она расплачется – она имела на это полное право. Но произошло нечто другое. Она повернулась ко мне и вытерла глаза:

– Это ты взорвала комбайны «Санчез Алюминий»? Тебя попросил отец?

– Да.

– А зачем?

– Он хотел взять контроль над производством алюминия – точнее, ему нужно было производство кремния. Он мог перехватить санчезовский контракт с городом, но для этого нужно было парализовать их производство.

Какое-то время Лене молча смотрела перед собой, потом кивнула:

– Это похоже на отца. Он вечно придумывал всякие схемы.

– Послушай, у меня есть одна идея, – сказала я. – Но мне понадобится твоя помощь.

– Тебе нужна помощь калеки-сироты?

– Точнее, калеки-сироты, которая при этом миллиардерша, – я подтянула ноги и уселась на кушетке лицом к ней. – Я собираюсь завершить то, что обещала Тронду. Я уничтожу кислородное производство «Санчез», но мне нужно, чтобы ты была готова перекупить этот контракт.

Как только ты приобретешь контроль над поставкой кислорода городу, «Паласио» согласится продать тебе «Санчез Алюминий».

– С чего бы им соглашаться?

– Потому что, если они откажутся, ты организуешь свою собственную компанию, и, учитывая, что у тебя будет дармовая энергия, срежешь цены и обанкротишь их. Они, конечно, бандиты, но при этом еще и дельцы. Ты предложишь им выбор: выйти из игры, получив хорошую компенсацию, или поглядеть, как обрушится их производство. Они согласятся. Ты же унаследована все компании Тронда, не так ли?

– Еще нет, – ответила Лене. – Это огромное состояние в евро, долларах, иенах и вообще любой валюте, какая только существует в мире. Плюс различные компании, портфели активов… Один господь знает, сколько там всего. Я не могу распоряжаться этим имуществом, пока мне не исполнится восемнадцать. Дело о наследстве будет тянуться месяцы, а то и годы.

– Но это не относится к местным жетонам, – сказала я. – Здесь отсутствие четких законов работает в нашу пользу. Его местные счета перешли в твою собственность, как только доктор Рассел официально объявила его мертвым. А я знаю, что он перевел чертову тучу денег в жетоны именно потому, что готовился к покупке «Санчез Алюминий». Так что деньги у тебя есть.

Она молча смотрела куда-то вдаль.

– Лене?

– Дело не в деньгах, – наконец произнесла она. – Дело во мне. Я не могу. Я не отец. Он-то был настоящим мастером таких сделок, а я ни черта во всем этом не понимаю.

Я повертела часы ее отца в руках. На оборотной стороне платинового корпуса была выгравирована какая-то надпись на норвежском языке. Я указала на нее Лене:

– Что здесь написано?

– Himmelen еr ikke grensen. Это означает «Даже небо не предел».

– Он всегда был уверен в себе.

– Это его и убило.

Я полезла в карман и вытащила мой швейцарский складной нож. С помощью щипчиков я вытащила боковые штифты, сняла с браслета три звена и вновь скрепила браслет.

Я взяла Лене за руку и надела часы на ее запястье. Она не сопротивлялась, только озадаченно глянула на меня. Я защелкнула застежку:

– Вот, теперь они не будут падать.

Она долго смотрела на часы. Потом стерла со стекла пылинку и сказала:

– Значит, я должна это сделать.

– Так как?

– О’кей, я сделаю, что ты просишь, – Лене смотрела прямо перед собой. – Я уничтожу этих сволочей.

И я в первый раз заметила, что у нее отцовские глаза.

«Дорогой Кельвин,

Спасибо за помощь. Я попала в крупные неприятности. Сейчас они стали чуть помельче. Если коротко, то я ввязалась в войну с компанией „Санчез Алюминий“. Потом расскажу подробнее, а сейчас мне нужно еще одно одолжение.

„Санчез Алюминий“ занимается выплавкой алюминия в отдельном небольшом куполе-цеху. Цех с плавильней и реактором находится в километре от города.

Я тут поискала и обнаружила двадцатилетней давности статью о „переговорах“ между самой Санчез и ККК. ККК вмешалась в разработку процесса плавки, и Санчез это не понравилось, так что дело чуть не дошло до судебных разбирательств в Кении.

Основной аргумент, который выдвигала Санчез, звучал примерно так: „Это наша плавильня, и одобрение процесса нам не требуется. Отвалите!“. ККК на это возразила, что плавильный цех, мол, „находится в 200 метрах от нашего реактора и мы должны знать, что там ничего не взорвется. Или вы предоставляете нам право одобрения процесса, или мы вам, говнюкам, помещение не дадим“.