Unknown - Венок Альянса (СИ)

Андо охватила тоска. Такая, какой не может быть у человека, такая, какой не должно быть у живого существа в принципе. Грудь сдавило железными прутьями рёбер, невыразимое желание кричать и плакать, желание приблизиться – хоть на мгновение, хоть на сотую долю секунды – к Нему, стать частью Его, обрести покой, которого Андо не знал до сих пор.

Он запнулся, не устояв на ногах, и рухнул на колени. Кажется, кроме атмосферы Колодец имел и лёгкий ветерок, который заколыхал волосы парня, словно пропуская меж своих невидимых пальцев. Андо так и продолжал смотреть вверх, когда почувствовал, что его сила медленно, но верно даёт о себе знать. Сложив руки в молитвенном жесте, парень закрыл глаза.

– Я знаю, что тебя нет больше. Я знаю, мне не искупить того недостойного прошлого, в котором я так страдал от того, что ты ушёл, и это страдание затмевало всё… Ты выбрал быть далеко, и мне ли желать, чтобы ты изменил это решение. Но сейчас, как никогда, я стою на краю беды, и всё ближе этот край, всё меньше времени…

Андо не заметил сам, как его тело замерцало голубоватым свечением, сначала тусклым, еле различимым, затем всё сильнее, укрывая его, хоть и не смазывая очертания его фигуры, такой хрупкой на фоне этого чудесного места. В какой-то момент Андо почувствовал жар во всем теле. Что-то менялось, он сам менялся здесь, в этом месте. Тонкие, как нити, лучи, сперва прорезавшиеся из сгорбленной спины как-то несмело, разворачивались, соткавшись в ослепительно белые крылья.

– Мне никогда не узнать, не постичь того, что именно я должен был сделать, и чего сделать не сумел. Я думал, что смогу, мне казалось, что я способен на это, казалось, что еще немного, и я найду ответ… Тебя больше нет, и это больно, так больно, словно тебя не стало только вчера. Я никогда ни о чём не просил Бога, я никогда не осмеливался говорить с ним, но с кем мне ещё говорить, если ты покинул наш мир? Сейчас я прошу, я умоляю, пожалуйста.. Бог, Лориен, какое бы имя вы не носили, Великий Свет… Спасите его, спасите от неизбежного, спасите от гибели. Он не должен уходить так. Это очень эгоистично, но я не хочу, чтобы он уходил. Спасите его, или дайте мне ещё хоть немного времени. Дайте мне хоть какой-то знак…

Он не видел – и мог ли видеть – как потрясённо смотрит на него множество пар глаз. Он не слышал опустившейся на равнину тишины – смолкли песнопения лорканских жрецов, стихли переговоры вполголоса среди рейнджеров. Разве что, генерал Аламаэрта по-прежнему казался глубоко погружённым в себя.

– Чего я стою, если я могу останавливать армии, выжигать самую чёрную тьму из этого мира, но не могу отменить величайшую несправедливость, не могу спасти то, что мне дороже всего… Эта сила - не более, чем насмешка… Век человеческий - конечен, я знаю, но почему это должно быть так? Почему я могу быть лишь неумелым, растерявшимся орудием, которое в самом важном - бессильно…

Последние слова Андо произнес сдавленным хрипом из-за подкатывающих к горлу рыданий.

Андрес забыл напрочь о бдительно наблюдаемом им Викторе, о стоящих рядом Далве и Гарриетте, невозможно видеть что-то ещё, когда перед твоими глазами расступившееся небо проливает тот самый чистый свет, который всю жизнь мы можем видеть лишь в маленькие дырочки звёзд. Словно дверь, в замочную скважину которого лился свет, волшебная музыка – вдруг распахнулась настежь.

Алан, не чувствуя тела, шагнул навстречу этому свету – шагнул к Андо. Сквозь этот свет он чувствовал всё – и боль, наполняющую душу Андо, и эту устремлённость, и надежду, и стыд, и любовь.

Он подошёл к коленопреклонённому Андо, робко коснулся его плеча, потом положил на плечи обе ладони – скользя, обнимая.

– Андо… Андо, слышишь меня? Не плачь, Андо, не казни себя. Если ты чего-то не можешь, если где-то лежит предел твоей силы - это не должно быть твоей виной. Андо, нужно просто верить. Твоя вера живёт в тебе – разве эта вера не говорит тебе, что бог слышит молящегося, что его милость с каждым, кто вверил ему своё сердце? Бог, в которого ты веришь, сделает так, как лучше всего, он устроит для тебя лучший путь… Бог, которого ты всегда нёс в своём сердце… Как ему не услышать – тебя?

Андо посмотрел снизу вверх на Алана. Его глаза светились, как и все его тело, словно выпуская тот самый Свет изнутри, окутывая облик Андо коконом святости в глазах мальчика. Протянув дрожащую руку к Алану, Андо оперся о нее и медленно, неуверенно встал с колен.

– Не печалься обо мне, - тихо произнес крылатый подросток, - Я не стою…

Андо грустно улыбнулся, но глаза так и остались полными невыплаканных слез, и положил мерцающую руку на голову Алана.

Алан почувствовал, как что-то – быть может, этот самый свет, быть может – что-то ещё более тонкое, неуловимое, сильное – толчками, пульсом входит в его голову, разливается по его телу, по его существу, по всему, что есть он, равномерно разливаясь, густо, полно, величаво, с неукротимой мощью, с тихой лаской. Словно океан, заполнивший предназначенную для него огромную каменную чашу, разливал теперь свои волны, вылизывая им каждый камень, заполняя каждую его трещину. И где-то в нём вставали смутные тени кошмаров, что шли с ним всю его жизнь и стали роднее отца и матери – и таяли, опадая, угасая под его напором, растворялись в океане точно так же, как растворилась бы в нём чайная ложка соли – не найти, никогда не найти. Безбрежный, первозданный океан был чист, лишён скверны, и полон совершенным воплощением того ощущения покоя и счастья, которое он впервые ощутил в первом своём настоящем сне.

Андо убрал руку с головы мальчика. Потом медленно, все так же осторожно передвигаясь, по-видимому, боясь упасть, пошел обратно на корабль. И лишь спустя минуту, всё в том же потрясённом молчании, процессия двинулась вслед за ним.

– Я не знаю, правильно ли будет, если я… начну этот разговор… Но кажется, неизбежно следует озвучить эту некую… общую для всех мысль… Что это было там, внизу?

Гарриетт покачал бокалом, на дне которого ещё плескался чай.

– Ну… Если уж подыскивать слова и определения… На Земле есть такой праздник – Преображение, или Богоявление. Думаю, вот что-то подобное.

– Это несерьёзно… - нервно отозвалась Далва, - Андо, и…

– А как я могу назвать то, что я видел, иначе, чем тем, что я видел?

– Не всё то золото, что блестит, - подошёл к столу Сонара, - и не всё то господь, что светится. В наше-то время мудрено об этом не знать. Фальшивых чудес и того, что впечатлило нас только потому, что мы этого не поняли, в мире больше, чем настоящих чудес.

Коренастый пожилой дрази глянул на него хмуро, с осуждением.

– Сонара, тебе всегда не хватало веры, с первых дней, как тебя помню. Чудеса совершаются в этом мире каждый день, и одно из свойств этих чудес – именно то, что мы их не замечаем. Господь творит для нас чудеса так же, как воздух для нашего дыхания, тихо и каждодневно, не травмируя нас при этом невыносимыми для нас откровениями.