Unknown - Венок Альянса (СИ)

– шиМай-Ги, вы действительно верите в это?

– Буду верить, пока он дышит! У него очень глубокий сон сейчас, да, но ваши люди не боятся сна, они встают от сна крепкими и бодрыми. Май-Кыл тоже встанет!

– Но может быть… даже если легенды правы… Он ведь не тучанк, подействует ли на него?

– Пусть летят, - встрял Зак, - это её право, он её муж. Если она и не спасёт его – мы-то не спасём точно.

– Великое Древо – любовь нашей земли к нам! Май-Кыл любил нашу землю, значит, и земля полюбит его. Я сама войду с ним в нутро Древа, и буду держать его, и либо вместе уйдём к духам, либо вместе восстанем – не знаю, какими, но едино живыми.

– Может быть, переродится в тучанка… Дайте им корабль, самый быстроходный, и пилота. Вера должна жить.

– Я надеюсь, нет, я хочу, чтобы у них всё получилось. Иначе всё слишком бессмысленно и несправедливо. Он не должен умирать, не сейчас, не так. Слишком много смертей…

– Нам ли это говорить, Афал? - Дэвид продолжал, сдвинув безволосые брови, смотреть на покачивающийся на воде у его ног лист лилии, - будто вселенная спрашивает нас, чего бы мы хотели… И слава богу, наверное, что не спрашивает, а то бы мы, пожалуй, нажелали. Там, на Арнассии, на Бриме, погибло ведь вообще очень много народу. Погибло в то время, когда мы и не ведали об этом. А побывав на Тучанкью, увидев то, что мы видели… Начинаешь понимать тех святых, которые в молитвенном стоянии каждую минуту поминают какую-нибудь безвестную душу, в эту минуту отходящую в мир иной.

– Мне кажется, мы только сейчас на самом деле вернулись с Тучанкью… Ты знаешь, что завтра планируется торжественный прощальный обед?

– Для кого?

– Для нашей команды, конечно же. Тучанки прислали свой ответ – они вступают в Альянс, и выражают огромную благодарность всем нам… Особенно вам, тебе и Диусу…

– Не думаю, что большую, чем тебе, Афал, ведь твои песни, которые они назвали целительными…

– Перестань, они и тебя, как помнишь, слушали с огромным интересом и удовольствием. В общем, почти вся команда разъезжается по домам. Сумана уехала, правда, ещё вчера – дела семьи потребовали её присутствия срочно… Фрайну Такате тоже не терпится вернуться домой – оказывается, та женщина, что его разыскивала, это его возлюбленная. Вдали от него она поняла, что её чувства к нему сильнее, чем она думала, и она больше не хочет терять времени. Ну, и с ним, видимо, произошло что-то подобное же… В общем, кажется, Таката намерен жениться… Ну и да, шиМай-Ги и Майкл, как бы хотелось мне верить, что они долетят, что смогут, что мы услышим о них ещё, хоть и абсурдна, наверное, такая надежда…

– Значит, и…

– Нет, я сказала – почти все, но не все. Пока здесь остаются Рузанна – по её просьбе принц занялся поисками её родственников с Девоны, и до окончания этой его работы она будет здесь, связь с Тучанкью-то ведь… сам помнишь… и доктор Чинкони – он намерен, пользуясь случаем, приобрести кое-какую литературу, посетить некоторые лекции… В общем, восполнить вынужденное отставание в профессиональной жизни. Ну, и Штхиукка пока тоже остаётся здесь. Нет, у неё никаких особых надобностей нет, просто мне хотелось бы, чтобы она пока оставалась здесь.

– Вы очень подружились, я понимаю.

– Одной только дружбы было бы мало, чтобы удерживать кого-то рядом из одного только своего желания, - краем сознания Шин Афал отметила, что эти слова, в какой-то мере, относятся и к ним с Дэвидом, - просто я… Мне тяжко сознаться, но я боюсь за неё.

– Афал, - Дэвид взял девушку за руку, - в последнее время мы… маловато говорим, маловато делимся друг с другом своими переживаниями, а когда-то, в детстве, это было само собой разумеющимся. Да, конечно, тому есть причины – мне не хотелось обрушивать на тебя свои проблемы, которых ты всё равно не можешь решить, и ты, возможно, чувствовала то же самое… Но если тебе будет легче от того, что ты просто расскажешь – думаю, будет хорошо, если ты сделаешь это сейчас.

Минбарка покачала головой.

– Не знаю, Дэвид, не знаю… Всё сложно. Всё, видимо, всегда сложно в этой взрослой жизни. Я всё время боюсь, что поступаю неправильно. Я боюсь говорить об этом с учителем Шайенном, боюсь, что он скажет, что я поступаю наихудшим образом из возможного, но ведь именно так мне и хочется поступать. Мне кажется, так велит мне сердце, но ведь может быть и так, что оно велит недоброе. Я верю ей… самое страшное, что я верю ей. И внутри себя, и в наших разговорах говорю - ему. Но я не могу отринуть и забыть то, что неправильно так говорить. Неправильно считать себя умнее Вселенной… Я знаю, что я не решу её проблем с самоопределением, и наверное, я делаю для неё хуже, невольно укрепляя её в ошибочно выбранном пути, но мне просто хочется, чтоб она… как можно дольше прожила с ощущением безопасности. Здесь, на Минбаре, хоть многие осудят её и мало кто поймёт, но, по крайней мере, ничто не угрожает её здоровью и жизни. Дрази – народ, обладающий множеством прекрасных качеств, но они очень медленно меняются, и у них просто быть такой, как она – по-прежнему преступление против общества и религии. То, за что у нас получишь только осуждение, упрёк, что позволил себе так крепко запутаться, был невнимателен в учениях и церемониях, там… там преступление не против себя, против всех. Но ведь это не преступление, это её несчастье! Таким нужно помогать, а не сажать в тюрьмы и уничтожать…

– Дрази – очень мужественный народ. Видимо, вместо того, чтоб лечить больной палец, им проще его ампутировать.

– Да, и это очень печалит меня… Они должны бы стремиться помочь таким, как Штхиукка, и не принудительными браками или медикаментами, которые, по сути, подавляют их личность, как наркотик, они должны помочь им осознать причину их дисгармонии, помочь принять… Но как мне самой принять, после того, как что-то во мне надломилось, тогда, в ту ночь, когда мы едва не лишились жизни? И позже, во всех наших разговорах… Я не лгу, говоря с нею - он, и называя её тем именем, которым она называет себя. Но не лгу и сейчас, говоря с тобой. И не знаю, как могут жить во мне эти две не-лжи, и что мне сделать, чтоб они не разрушили меня. Наверное, только уничтожить одну из них… И я понимаю, какую - правильней. И для меня, и для неё. Но всё во мне восстаёт против этого… Я хотела бы пройти с Штхиуккой некоторые церемонии, которые проходила сама девочкой, почитать с нею вместе тексты наставниц и поэзию, посвящённую женской душе и красоте её проявлений, может быть, это поможет ей… И мне. Потому что не может оказать помощи тот, у кого самого в душе разлад. Я ведь раньше и не задумывалась, что такое вообще бывает. И тем более не могла представить, что таких, как Штхиукка, много… А она рвётся домой, вернуться к прежней работе по борьбе за их права, за перемены в законах мира…