Макс Гришин - Проект Орион

— Ложись спать! — прохрипел, наконец, в тишине его голос и Виктор послушно отправился на свое место.

Они больше не говорили про Алиссу. Это была закрытая тема, тема, которая могла лишь испортить хрупкое равновесие в этой и без того накаленной до предела обстановке. Алиссы больше не было. Алисса была мертва и это было все, что надо было понимать каждому из них.

— Почему ты больше не ведешь свою радиопередачу? — спросил однажды Хью у Виктора, когда тот сидел перед передатчиком и медленно вращал ручку частот.

— А смысл? Нас не кому слушать. Здесь одна пустота.

— И зачем ты тогда эту ручку крутишь?

— Не знаю… просто так, — Виктор мог бы рассказать ему про мысли Йорга, про то, что в этом радио пространстве было что-то не так, про то, что звук планеты или ближнего космоса, лишенный всякой сознательной деятельности, должен звучать по-другому. Он мог бы рассказать ему про спутник, который несколько раз видели они в небе, спутник, который не мог летать там вечность, спутник, который был отправлен туда относительно недавно кем-то и поддерживаемый этим кем-то все это время на орбите. Но он промолчал. Он не видел больше в этом смысла. Он больше не видел смысла ни в чем.

Много раз взгляды Виктора и Каролины встречались. И каждый раз взгляд ее будто говорил ему: «я не могу больше так жить, сделай же что-нибудь!» Но он отводил от нее глаза, невольно вспоминая про закрытую на замок провизию, про таблетки и воду, без которых они не протянули бы там, за пределами корабля, и нескольких дней.

Но однажды произошло нечто, что все изменило. Это был серый туманный день. Все втроем сидели за столом. Типичная сцена, типичного дня из жизни трех космонавтов, вернувшихся на Землю через тысячи лет.

— Какой сегодня день недели? — спросил Хью. Он сидел у края. С противоположной стороны сидел Виктор, чуть ближе, где-то посередине, сидела Каролина. Хью сам распределял места за столом. При таком расположении он мог хорошо видеть и контролировать их обоих.

— День недели? — Виктор оторвал от стола глаза и с удивлением посмотрел на Хью.

— Ну да! Понедельник, пятница там, суббота, воскресенье?!

Виктор пожал плечами. Он не знал. Вопрос, сама его постановка казалась ему глупой и неважной, казалась ему совершенно неактуальной и бессмысленной.

— Зачем ты хочешь это знать? — тихо спросила его Каролина. Взгляд ее был направлен напротив, будто с противоположной стороны этого стола сидел еще кто-то, какой-то космонавт, которого могла видеть только она.

— Мы здесь живем как животные, грязные животные! — он понял руку к воротнику и слегка приподнял его, обнажая его засаленный и грязный край. Даже на синей ткани униформы, он выглядел крайне неопрятно. — А там… тогда, точнее, у меня все было по-другому. Каждый день чистая рубашка, каждый день новый галстук, каждый, кроме пятницы!

— А что в пятницу? — спросил Виктор.

— В пятницу было все по-другому. Цветная рубашка и никакого галстука! Последний день рабочей недели, можно позволить себе немного ослабить дресс-код! — будто в подтверждение своих слов и будто сегодня действительно была пятница, Хью ослабил пуговицу на воротнике. — Никогда не любил футболки, джинсы и прочую эту дрянь. Мужик, настоящий мужик, всегда должен носить брюки и рубашку. Этим правилам следовали все в моей компании, от мелких жопоподтирателей до моих замов. Все до одного! А здесь, черт бы побрал все это дерьмо, нет ничего, кроме этой сраной куртки… и этих… дебильных штанов, — он небрежно показал рукой на тело и на ноги. — Все ни как у человека, все как у каких-то бездомных бродяг!

Виктор и Каролина молчали. Продолжать этот разговор было бессмысленно. Он лишь злил Хью, а разозленный человек с пистолетом мог быть небезопасен. Через минуту Хью приподнялся, взял со стола пистолет и пошел к небольшой сумке, которая висела на стене. Он засунул в нее руку и извлек из нее бутылку водки. Она была уже начата, но в ней все еще было больше половины. Хью никогда не пил много, не потому, что боялся, а по тому, что старался продлить удовольствие как можно дольше. Он, как и все они, знал, что здесь он до самого конца и уже не тешил себя лишними надеждами.

— В свой жизни я делал много тупых поступков и принимал кучу тупых решений, — он поставил бутылку на стол и долго на нее смотрел, будто в это жидкости отражалась вся его прошлая жизнь. — Но это… это наитупейший из них всех! — он положил бутылку на стол и слабо прокрутил ее указательным пальцем правой руки. Бутылка сделала несколько оборотов и показала горлышком в ту сторону, где была панель управления кораблем. — Дернул же меня черт оказаться на этом корабле. Приключений на жопу не хватало, твою мать! — он горько усмехнулся, — и вот теперь я догниваю остатки своей жалкой жизни здесь… — он прекратил вращать бутылку, взял ее левой рукой, свинтил пробку и сделал глоток. Большой пузырь быстро поднялась вверх, к донышку. Хью крякнул, протер рот рукавом и снова поставил бутылку на стол. Но в этот раз, вопреки своей уже сложившейся привычке, он не понес ее обратно, к сумке, а оставил ее перед собой, на столе.

— Никто из нас не согласился бы на такое, если бы мы знали заранее… — тихо ответил ему Виктор.

— Если бы вы только знали, сколько я всего потерял и… и что я получил взамен!.. Сами видите, — он поднял вверх обе руки и показал на изрядно изменившийся интерьер корабля, на беспорядок кругом, на уже заметные подтеки в одном углу корабля, признак серьезной коррозии под обшивкой. — Там у меня были деньги, была власть, сила была! На меня работали тысячи людей в десятках странах мира и каждый из них считал честью, если я хотя бы одним глазом на него посмотрел! Машины, дома, яхты… сколько всего этого у меня было, я даже не вспомню теперь. Там я был Богом, а здесь… здесь я никто, здесь я превратился в обычное говно! Воняющее, стареющее, разлагающееся говно. А быть говном после того, как ты был Богом нелегко, — он горько усмехнулся, взял в одну руку пистолет, в другую бутылку, и начал приподниматься, желая вернуть водку на прежнее место.

— Скажи, ты часто ты думаешь об этой своей прошлой жизни? — спросил его вдруг Виктор.

— Думаю ли я? — Хью остановился и каким-то долгим и пронзительным взглядом посмотрел в лицо собеседнику. В последнее время они редко разговаривали на посторонние темы и этот вопрос звучал слегка странно. — Когда у тебя нет настоящего, остается думать только о прошлом.

— А я вот не жалею! О том, что полетел не жалею! Все те, кого я знал, сейчас лежат зарытыми в землю. Все, кого я знал, все без исключения, уже давно умерли, а я один… один из них всех, кто пока еще жив!

— Ну и дурак, твою мать, если так думаешь! — Хью вдруг громко засмеялся. Впрочем, смех этот был совсем не злобный. Он снова опустился на стул, пистолет и бутылка водки опять оказались перед ним. — Твоя задача прожить свою жизнь так, чтобы не было стыдно потом отбрасывать ласты. И не важно тысячу лет назад, сто лет назад или сейчас. Жизнь нам дана одна и не важно, когда ты жил, важно, как ты жил! Пойми это! Хотя, — он махнул на Виктора рукой, — какой мне хер до того, что ты там себе думаешь.