Нил Гейман - Не паникуй! История создания книги «Автостопом по Галактике»

Я совсем не остроумный. Остроумный человек никогда не лезет за словом в карман: смешная реплика слетает у него с языка мгновенно. Нормальный писатель-юморист тратит на это пару минут – но зато получается очень смешно. А у меня уходит пара недель.

С другой стороны, едва ли я смог бы написать серьезную книгу. Я бы принялся шутить, даже сам того не желая. На самом деле я убежден, что работа юмориста – дело очень серьезное (вообще, когда работаешь над чем-то, нужно впрягаться всерьез и относиться к этому как к делу своей жизни), но когда начинаешь объяснять это людям, они обычно думают, что ты спятил. Поэтому я стараюсь не заострять на этом внимания. А если что, всегда можно отмахнуться и сказать: «Да ладно, шучу я, шучу!»

Когда нужно написать что-нибудь смешное, я теперь обычно делаю так: беру какой-нибудь совершенно нелогичный ход, который покажется мне достаточно забавным. А потом начинаю пахать как проклятый, чтобы создать для него контекст, – причем такой, в котором этот ход или поворот сюжета будет казаться совершенно проходным и случайным. Читатель ни в коем случае не должен заподозрить, что все гигантское сооружение ты наворотил только ради одного этого хода. Это очень трудоемкий метод, но когда он срабатывает… о-о-о!

Зачастую труднее всего дается то, что на выходе кажется легкомысленным и сумасбродным. Взять, к примеру, начало “Жизни, Вселенной и всего такого прочего”, которым я в итоге остался вполне доволен. Персонажи, застрявшие на доисторической Земле, внезапно попадают на крикетную площадку «Лордз» – а все потому, что вздумали погнаться по полям за убегавшим от них диваном. Звучит бредово, нелогично и так далее, но вам и в голову не придет, что я переделывал эту сцену снова и снова и чуть не сошел над ней с ума, пока наконец не подобрал правильные элементы, чтобы возникла нужная атмосфера, – атмосфера, если угодно, легкомысленной иррациональности. И теперь я уже с чистой совестью мог завершить всю эту длинную часть той самой фразой, ради которой все это и затевалось: «…и внезапно очутились посреди крикетной площадки “Лордз” (Сент-Джонс-Вуд, Лондон) в самый разгар финального тестового матча; Австралия вела, но англичанам оставалось всего сколько-то там ранов до победы» (точную цитату не помню). Но для того, чтобы закончить главу такой симпатичной фразой, нужно было подробно расписать всю эту историю с возвращением Форда и объяснить, чем он занимался в Африке (а вы, верно, уже можете себе представить, чего мне это стоило), потом дать ему вдоволь потрепать языком – о голгафринчамцах, уплывших на плоту, и о протечках в пространственно-временном континууме (да, я понимаю, что эта шутка – совсем дурацкая, но время от времени можно позволить себе и сглупить), потом написать, собственно, о диване… ну и так далее.

Короче говоря, все это требовалось только для того, чтобы в конце концов внезапно воскликнуть: «Хлоп! И они очутились где-то совсем в другом месте». Просто так написать это было нельзя: сначала надо было войти в правильный ритм, иначе вышло бы неинтересно. Если бы они просто взяли и по волшебству перенеслись в другое место, не было никакого сюрприза.

Чтобы получить такой эффект неожиданности, всегда приходится подводить к нему читателя издалека, и это невероятно трудно. При этом ты еще не знаешь, как в итоге выйдешь из положения. Ты просто бредешь на ощупь и надеешься, что наткнешься на что-нибудь подходящее. А когда весь текст строится на условностях и подразумевает (вернее, делает вид, будто подразумевает), что «сгодится все, что угодно», приходится быть осторожным вдвойне. Думаю, если у меня как у писателя есть сильная сторона, то именно в этом она и заключается: в умении правильно выбрать то, что сгодится в подобных случаях. А слабая сторона – в том, что мне не всегда удается это так хорошо, как должно бы.

Так или иначе, это место, где они переносятся на крикетную площадку «Лордз», мне потому и нравится, что я знаю, какую сложнейшую проблему я решил, – и решил хорошо, так что читатель не замечает, что его подвели к развязке постепенно. Возможно, читатель скажет про себя: «Но это же так просто! Вот они здесь – а вот они уже там. Что может быть легче?» Но для того, чтобы это чувство легкости передалось читателю, нужен огромный труд.

– Дуглас Адамс, 1984 год

Критики приняли «Жизнь, Вселенную и все такое прочее» далеко не так благосклонно, как предыдущие две книги. Почти все рецензенты отзывались о ней в одном и том же ключе:

«На третий раз Артур Дент в своем нелепом халате (кстати, почему он за все это время так и не переоделся?) уже поднадоел [45]. Как главный герой он и раньше-то был довольно хлипким, а теперь и вовсе рискует схлопнуться окончательно под натиском авторской фантазии. Возможно, Адамсу пора попытать свои силы в каком-нибудь другом жанре: для научной фантастики, которая требует прежде всего наивности и детской веры, он, по-моему, слишком циничен и отчужден».

«…репертуар юмористических приемов, в сущности, весьма ограничен, и третий том «Автостопа», при всей своей бодрости и энтузиазме, не дает оснований полагать, что на этом материале можно попытаться создать еще что-то новое».

«Верные поклонники, как всегда, будут счастливы… но такие опасные признаки, как многословие и элементы самопародии, вынуждают предположить, что Адамс поступит мудро, если на этом остановится».

Даже интервьюеры, в большинстве своем принадлежавшие к числу «верных поклонников», жаловались Дугласу, что «Жизнь, Вселенная и все такое прочее» оказалась не такой забавной, как предыдущие книги. И Дуглас не мог с ними не согласиться: сам он эту книгу ненавидел. В свое оправдание он рассказывал, в какой тяжелой депрессии ему пришлось над ней работать. Ему казалось, что он потерял собственный голос. Он заявлял, что третья книга «Автостопа…» с самого начала была огромной ошибкой и что подобного больше не повторится:

«После второй книги “Автостопа…” я поклялся душами своих предков, что третьей книги не будет. Теперь, после третьей, я готов поклясться душами душ своих предков, что четвертой не будет точно». И еще: «Я категорически не намерен писать продолжение».

Теперь, как сообщал Дуглас всем интервьюерам, он займется чем-нибудь таким, что не имеет ни малейшего отношения к персонажам «Автостопа…». Например, напишет пьесу. Или сценарий для фильма. Или что-нибудь еще. Но в любом случае – больше никакого «Автостопа…»! Никогда, ни за какие коврижки и ни под каким соусом!

Однако прошло совсем немного времени… и души душ предков Дугласа Адамса перевернулись в гробах своих гробов.