Иэн Бэнкс - Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)

– Иди обратно, – снова раздался странный, пугающий голос.

Он раздраженно оттолкнул сестру и попытался пройти мимо, но Ливуета схватила его сзади.

– Назад! – прохрипела она.

– Ливуета, прекрати!

Ему стало неловко. Он стряхнул с себя ее руки и поспешил вниз по ступенькам, прежде чем сестра опять вцепится в него. Но она бросилась следом и ухватила его за талию.

– Иди обратно! – взвизгнула она.

Он повернулся.

– Прекрати! Я хочу знать, что происходит!

Пользуясь тем, что был сильнее, он высвободился, отшвырнул ее от себя и пошел вниз по лестнице, а потом – по плиткам пола туда, где группа людей безмолвно стояла вокруг маленького белого стула.

Стул был очень маленьким и казался таким хрупким, что мог развалиться под взрослым человеком. Стул был маленьким и белым, и когда он сделал еще пару шагов, то остальные люди, и холл, и замок, и весь мир, и вся вселенная исчезли в темноте и безмолвии, а он, замедляя шаг, подходил все ближе и ближе – пока не увидел, что стул сделан из костей Даркенс Закалве.

Бедренные кости пошли на задние ножки, большеберцовые и какие-то еще – на передние. Кости рук образовывали каркас сиденья, из ребер сделали спинку. Под ребрами находился таз, раздробленный много лет назад в каменном корабле и потом долго сраставшийся. Был виден и более темный материал, который хирурги использовали для скрепления костей. Над ребрами была ключица, тоже сломанная и вылеченная, – напоминание о падении с лошади.

Кожу выдубили и сделали из нее подушечку, в пупок вложили маленькую пуговицу, а в одном углу оказалось то место, где начинались темные, чуть рыжеватые волосы.

Он помнил лестницу, Ливуету, адъютанта, кабинет адъютанта, себя – он снова стоял за своим столом и думал.

Он почувствовал вкус крови во рту и посмотрел на свою правую руку. Кажется, он ударил Ливуету, поднимаясь наверх. Ужасно – как можно так поступать с собственной сестрой?

Он оглянулся, отвлекшись на минуту. Все вокруг было нечетким, расплывчатым.

Он поднял руку, чтобы протереть глаза, и увидел в ней пистолет.

Он приставил пистолет к виску.

Он понял, что именно этого и хочет от него Элетиомель, но что может сделать человек против такого чудовища? Есть ведь предел тому, что можно вынести.

Он улыбнулся, глядя на дверь (кто-то стучал в нее, выкрикивал слово, которое, возможно, было его именем; теперь он уже не мог вспомнить). Как глупо. Делать То, Что Полагается. Единственная Возможность. Почетный Выход. Какая чушь. Одно лишь отчаяние; рассмеяться в последний раз, открыть рот, чтобы противостоять миру через преграду – кость…

Но что за непревзойденное мастерство, что за способности, что за гибкость, что за обескураживающая жестокость, что за умение сделать правильный выбор оружия – оружием может служить все…

Рука его дрожала. Он видел, что двери скоро поддадутся: видимо, кто-то упорно ломился в них. Кажется, он успел их запереть. В комнате никого больше не было. Следовало выбрать пистолет покрупнее: этот слабоват для задуманного.

Во рту стояла сушь.

Он приставил пистолет к виску и нажал на спусковой крючок.

Осажденные на «Стаберинде» и вокруг него прорвали осаду за час, пока хирурги еще продолжали бороться за его жизнь.

Битва была жаркая, и они почти победили.

– Закалве…

– Нет.

Все тот же отказ. Они стояли в парке у края большого, аккуратно скошенного луга, под высокими подстриженными деревьями. Теплый ветерок приносил запах океана и легкий аромат цветов, шепчущихся за кустарником. За рассеивающимся утренним туманом угадывались два солнца. Сма сердито покачала головой и отошла в сторону.

Он приник к дереву, держась за грудь и тяжело дыша. Поблизости парил Скаффен-Амтискав, наблюдая за человеком и одновременно играя с насекомым на стволе другого дерева.

Скаффен-Амтискав решил, что человек сошел с ума; он явно был не в себе. Он так и не смог объяснить, зачем он бродил среди бойни, которой сопровождался штурм цитадели. Когда Сма с автономником наконец подобрали его на стене, изрешеченного пулями, полумертвого, в бреду, он настоял, чтобы его состояние стабилизировали, но не более того. Он не хотел, чтобы его приводили в порядок, не слушал никаких доводов разума. Однако «Ксенофоб» – когда все оказались на борту дозорника – отказался признать его сумасшедшим и неспособным принимать решения. А потому корабль послушно погрузил человека в состояние сна, замедлив у него обмен веществ, на время пятнадцатидневного полета до планеты, где теперь жила женщина по имени Ливуета Закалве.

Он вышел из своего медленного сна таким же больным, каким погрузился в него: не человек, а ходячее кладбище, да еще с двумя застрявшими в теле пулями. Но он отказывался от любого лечения, пока не увидит эту женщину. Странное желание, думал Скаффен-Амтискав, растягивая поле, чтобы преградить путь маленькому насекомому, которое нащупывало и прокладывало себе дорогу вверх по стволу дерева. Покачивая усиками, оно двинулось в другую сторону. Выше на стволе находилось насекомое иного вида, и Скаффен-Амтискав пытался устроить их встречу, любопытствуя, что при этом произойдет.

Странное и даже – нет, в самом деле – извращенное.

– Ну ладно. – Он закашлялся (автономник знал, что одно его легкое заполняется кровью) и оттолкнулся от дерева. – Идем.

Скаффен-Амтискав с сожалением прекратил игру с двумя насекомыми. Здесь, на этой планете, он испытывал непонятное чувство. Контакт еще не успел досконально ее изучить. Планету обнаружили путем вычислений, а не наткнулись на нее. Ничего особо необычного здесь не было, беглое исследование планеты уже провели, но формально она оставалась неизведанной территорией. И поэтому Скаффен-Амтискав пребывал в состоянии повышенной готовности – мало ли какие неприятные сюрпризы их ждут.

Сма приблизилась к бритоголовому человеку и обняла его за талию, помогая идти. Они вместе прошли по пологому склону до невысокого хребта. Скаффен-Амтискав, укрываясь за кронами высоких деревьев, смотрел, как эти двое двигаются, а когда они почти достигли вершины склона, медленно спустился к ним.

Ноги у человека подогнулись, когда он увидел то, что находится с другой стороны склона, вдалеке. Автономник решил, что тот упал бы, не поддержи его Сма.

– Черрт! – выдохнул он и попытался выпрямиться, мигая от солнечных лучей, пробившихся сквозь туман, который понемногу рассеивался.

Он сделал еще несколько неуверенных шагов, оттолкнул Сма и повернулся, оглядывая парк: подстриженные деревья, ухоженные газоны, декоративные стенки, изящные беседки, выложенные камнями пруды, тенистые тропинки в тихих рощах. А вдалеке среди зрелых деревьев – черный силуэт разоренного «Стаберинде».