Филип Дик - Лабиринт смерти (сборник)

— Тогда чем же ты занимаешься?

Айлд заколебался. Затем он сказал:

— Я строю всякое. Вот смотрите. — Он встал с пола, голова его угрожающе раскачивалась… «Господи, — ужаснулся Ник, — она же сломает ему позвоночник». Айлд с гордостью показал Нику сооруженную им из линеек и пресс–папье конструкцию.

— Замечательно, — похвалил Ник.

— Если убрать один груз, — сказал Айлд, — все рухнет. — Озорное выражение появилось на его лице. — Я думаю убрать какую–нибудь деталь.

— Но ведь ты не хочешь, чтобы все рухнуло.

Возвышаясь над Ником со своей громадной головой и ее замысловатой поддержкой, Эймос Айлд спросил:

— А вы чем занимаетесь?

— Я нарезчик протектора, — ответил Ник. — На шинах.

— А шина — это такое в скибе, которое все крутится и крутится?

— Верно, — подтвердил Ник. — Скиб на это приземляется. На них, точнее.

— А я смог бы так когда–нибудь? Смог бы я стать… — Айлд замялся.

— Нарезчиком протектора, — терпеливо подсказал Ник. Он чувствовал себя спокойно. — Это очень плохое занятие. Не думаю, что оно понравилось бы тебе.

— Почему?

— Потому что, видишь ли, на шинах есть такие канавки… и ты все углубляешь их — и кажется, что там больше резины, чем на самом деле, — но ведь у того, кто купит такую шину, она может лопнуть. Тогда он попадет в аварию и тоже поранится.

— Вы поранились, — сказал Айлд.

— У меня сломана рука.

— Тогда вам должно быть больно.

— Не так уж. Она парализована. Я еще немного в шоке.

Дверь отворилась, и один из черных полицейских заглянул в комнату — его узкие глаза оценивали ситуацию.

— Ты не принес бы мне таблетку морфина из амбулатории? — попросил его Ник. — Моя рука… — Он указал на нее.

— Ладно, кореш, — отозвался полицейский и прикрыл дверь.

— Должно быть, она действительно очень болит, — сказал Эймос Айлд.

— Не так уж сильно. Пусть тебя это не беспокоит.

— А как вас зовут?

— Мистер Эпплтон. Ник Эпплтон. Зови меня Ник, а я буду звать тебя Эймос.

— Нет, — сказал Эймос Айлд. — Мы пока не настолько хорошо знаем друг друга. Я буду звать вас мистер Эпплтон, а вы зовите меня мистер Айлд. Знаете, мне тридцать четыре года. А в следующем месяце исполнится тридцать пять.

— И вы получите множество подарков, — подхватил Ник.

— Я хочу только одного, — сказал Айлд. — Я хочу… — Он вдруг замолчал. — У меня в голове есть какое–то пустое место. Я хочу, чтобы его там не было. Обычно там не было пустого места.

— Большое Ухо, — спросил Ник. — Вы помните о нем? Как вы его строили?

— О да, — ответил Айлд. — Я это делал. Оно будет слушать каждого, а затем… — он замялся, — мы сможем отправлять людей в лагеря. В лагеря для перемещенных.

— А хорошо ли так делать? — спросил Ник.

— Я… не знаю. — Айлд сжал ладонями виски и зажмурил глаза. — Что такое другие люди? Может быть, и нет никаких других; может, это просто фантазия. Вот вы… может, я вас выдумал. Может быть, я могу заставлять вас делать все, что мне захочется.

— А что вам хочется, чтобы я сделал? — спросил Ник.

— Подхватите меня, — попросил Айлд. — Мне хочется, чтобы меня подхватили… и есть такая игра — вы кружитесь, держа меня за руки. И центробежная сила… — Он запнулся и попробовал по–другому: — Вы делаете так, что я улетаю за горизонт… — Он опять запнулся. — Могли бы вы подхватить меня? — жалобно попросил он, глядя на Ника сверху вниз.

— Я не могу, мистер Айлд, — ответил Ник. — Из–за сломанной руки.

— Все равно благодарю вас, — сказал Эймос Айлд. Задумавшись, он прошаркал к окну комнаты и стал вглядываться в ночное небо. — Звезды, — проговорил он. — Туда летают люди. Мистер Провони отправился туда.

— Да, — подтвердил Ник. — Он безусловно это сделал.

— А мистер Провони хороший человек?

— Он — человек, сделавший то, что необходимо было сделать, — ответил Ник. — Нет, вряд ли он хороший человек — он скверный человек. Но он хотел помочь.

— А это хорошо — помогать?

— Так считает большинство людей, — сказал Ник.

— Мистер Эпплтон, — спросил Эймос Айлд, — а у вас есть мать?

— Нет, она умерла.

— И у меня нет. А у вас есть жена?

— Пожалуй, нет. Уже нет.

— Мистер Эпплтон, а у вас есть подружка?

— Нет, — резко ответил Ник.

— Она умерла?

— Да.

— Совсем недавно?

— Да, — проскрежетал он.

— Вам надо найти себе новую, — сказал Эймос Айлд.

— Правда? — спросил Ник. — Мне так не кажется — по–моему, мне больше никогда не захочется иметь подружку.

— Вам нужна та, которая будет о вас заботиться.

— Та как раз заботилась обо мне. Это убило ее.

— Как прекрасно, — сказал Эймос Айлд.

— Почему? — уставился на него Ник.

— Подумайте только, как сильно она любила вас. Представьте, что кто–нибудь вас так сильно любит. Мне хочется, чтобы кто–нибудь так сильно любил меня.

— Так это важно? — спросил Ник. — Значит, все дело в этом, а не во вторжениях инопланетян, разрушении десяти миллионов превосходнейших мозгов, переходе политической власти — всей власти — от какой–то элитной группы…

— Этого я не понимаю, — сказал Эймос Айлд. — Я знаю только, как это прекрасно, когда кто–то вас так сильно любит. А если кто–то вас так сильно любил, то вы несомненно достойны любви, а значит — очень скоро и другие полюбят вас так же, и вы точно так же будете их любить. Понимаете?

— Кажется, да, — ответил Ник.

— Нет ничего выше этого — когда человек отдает свою жизнь за друга, — сказал Айлд. — Хотел бы я это сделать. — Присев на вращающийся стул, он задумался. — Мистер Эпплтон, — спросил он, — а есть еще такие взрослые, как я?

— В каком смысле как вы? — уклоняясь от ответа, переспросил Ник.

— Которые не могут думать. У кого пустое место вот здесь. — Он приложил ладонь к своему лбу.

— Да, — ответил Ник.

— Полюбил бы меня кто–нибудь из них?

— Да, — кивнул Ник.

Дверь отворилась; за ней стоял черный охранник с таблеткой морфина и бумажным стаканчиком с водой.

— Еще пять минут, кореш, — сказал охранник, — а потом ты отправляешься в лазарет.

— Спасибо, — поблагодарил Ник, тут же принимая таблетку.

— Земляк, тебе и впрямь очень больно, — заметил охранник. — И вид у тебя такой, будто ты вот–вот свалишься. Получится не очень хорошо для этого малыша… — Он сделал паузу и исправился: — Для мистера Айлда, что он это увидит: он разволнуется, а Грэм не хочет, чтобы его будоражили.

— Для них будут устроены лагеря, — сказал Ник. — Где они смогут общаться на своем уровне. А не будут стараться подражать нам.

Охранник что–то проворчал и закрыл за собой дверь.

— А черный — это цвет смерти? — спросил Айлд.

— Да, верно, — кивнул Ник.

— Значит, они — это смерть?

— Да, — сказал Ник. — Но вам они не повредят.