Филип Дик - Время, назад (сборник)

– Витарий «Флакон Гермеса», – сказало крошечное изображение Р. К. Бакли, появившееся на экране.

– Я бы хотел поговорить с Лоттой, – сказал Тинбейн.

– Сейчас посмотрю. – Бакли исчез с экрана и вскоре вернулся. – Себ говорит, она еще не вернулась. Он послал ее в Библиотеку посмотреть кой–какие материалы… секундочку, да вот и он.

Теперь на экране появилось серьезное, озабоченное лицо Себастьяна Гермеса.

– Нет, она так и не вернулась, и меня это уже беспокоит. Я начинаю уже раскаиваться, что не пошел туда сам, а погнал ее. Наверное, нужно позвонить в библиотеку и узнать, ушла ли она.

– Это будет напрасной тратой времени, – сказал Тинбейн. – Я у входа в Библиотеку, в машине, припаркованной на крыше. И я точно знаю, что Лотта еще тут. Библиотека закрылась, но это не препятствие: у меня при себе есть аппаратура, и я уже вскрыл замок. Я просто думаю, не дать ли им шанс отпустить ее самостоятельно.

– Отпустить, – повторил Себастьян и заметно побледнел. – Похоже, ты думаешь, они удерживают ее силой.

– Я знаю, – сказал Тинбейн, – что Библиотека уже закрылась, и они не указали ей на дверь. – У него была отличная интуиция, почти экстрасенсорная, которая и сделала его прекрасным полицейским офицером. – Она все еще тут и никак не по собственной воле.

– И все–таки я позвоню.

– Ну и что ты им скажешь?

– Потребую, чтобы ее отпустили!

– Давай, – сказал Тинбейн, – требуй. А потом перезвони мне прямо сюда.

Он дал Себастьяну номер видеофона своей патрульной машины, ни на секунду не переставая внимательно наблюдать за экраном цефалодетектора; пятнышек, как и прежде, было семь, и они все время перемещались. «Они тебе скажут, – думал он, – что она была здесь, но уже ушла. Или вообще не приходила. И уж всяко они ничего не знают. Noli me tangere, так Библиотека говорит про себя. Предупреждение: не вертись здесь. Не прикасайся ко мне [23] Так переводятся эти слова, сказанные воскресшим Иисусом Христом Марии Магдалине, в синодальном Новом Завете (Евангелие от Иоанна 20:17). . Долбаные мерзавцы».

Минут через пять на его видеофоне замигала красная лампочка, он взял трубку.

– Я дозвонился только до сторожа, – убито сказал Себастьян.

– И что же он тебе сообщил?

– Он сказал, что в здании никого нет: и посетители, и персонал – все давно ушли.

– А на самом деле тут, прямо подо мною, копошатся семеро человек. О’кей, я сейчас спущусь и гляну. А как только что–нибудь узнаю, снова тебе позвоню.

– Может, позвонить в полицию? – спросил Себастьян.

– Я сам полиция, – сказал Тинбейн и положил трубку.

Он установил сигнализатор цефалодетектора на расстояние пять футов, а затем, с детектором в левой руке и револьвером в правой, толкнул ногою вскрытую ранее дверь и вошел в Библиотеку.

Лестница, ведущая вниз; Тинбейн за какую–то пару секунд спустился на верхний этаж.

Закрытые двери. Мрак и тишина. Он достал из кармана инфракрасный фонарик, включил и начал светить себе под ноги. Семь пятнышек на экране так и остались внизу, и до них по вертикали было свыше пяти футов – предупреждающий сигнал не горел. Наверное, предпоследний этаж. Спускаясь по ступенькам, он попытался вспомнить, на каком этаже у Мэвис Магайр ее кабинет. На третьем вроде бы.

Предупреждающий сигнал истерично заморгал своей вертикальной половинкой. Этаж тот, теперь все расстояние по горизонтали. Шестой, получается, этаж. Тот, на котором, по слухам, угнездился Совет искоренителей. И потолочные плафоны тут горели; впереди тянулся длинный коридор с закрытыми дверьми по обеим сторонам.

Теперь Тинбейн шел медленно, попеременно смотря то вперед, то на экран. Семь пятнышек приближались, и все они рядом друг с другом; или одно и то же помещение, или пара соседних.

«Очень интересно, как оно все выйдет, – пронеслось в голове у Тинбейна. – Библиотека может добиться, чтобы меня уволили с работы, у них сильные связи в правительстве города. Ну и хрен с ней, с этой работой, тоже мне работа называется. А если доказать, что искоры удерживали Лотту Гермес насильно, против них, возможно, удастся слепить что–то вроде дела – если она, конечно, его поддержит. Но только это вряд ли, ведь тогда Лотте потребуется явиться в суд или хотя бы расписаться под жалобой, а она наверняка побоится, это ей будет так же страшно, как идти в Библиотеку». Да ладно, поздно об этом думать, теперь можно только надеяться, что Лотта при всей своей робости сможет хоть что–нибудь сказать в оправдание его действий, совершенных пусть и в гражданской одежде, но с помощью служебного снаряжения.

Горизонтальная часть сигнала тоже загорелась – он менее чем в пяти футах от ближайшего человека. Перед лицом закрытая дверь, он ощущал за дверью людей, даже вроде бы всех семерых, но, слушая, не слышал ничего. Затаились, гады.

Непрерывно бормоча себе под нос проклятия и стараясь потише топотать, он бегом вернулся к своей машине, взял из багажника наблюдательный модуль, повесил его на плечо и снова пошел на шестой этаж, к закрытой двери.

Тут, работая с привычной скоростью и ловкостью, он запрограммировал модуль и запустил его в действие; пластиковый модуль уплощился до такой толщины, что сумел просочиться под дверь, а там, на той ее стороне, раскинул рецепторы, приняв, надо думать, максимально незаметную форму.

Приемник изображения Тинбейн держал в руке, в левое ухо вставил наушник.

В наушнике звучал мужской голос. Кто–нибудь из искоров. На экране размером с почтовую марку светилось тусклое размытое изображение. Техника не была еще сфокусирована и сканировала что попало.

– …К тому же, – пищал тошнотворно серьезный нравоучительный голос, – мы весьма озабочены общественной безопасностью. Для этой Библиотеки является аксиомой, что общественная безопасность превыше всего прочего; проводимое нами искоренение опасных, способных вызвать общественное беспокойство печатных материалов… – Он вещал и вещал.

Тинбейн всмотрелся в экранчик. Мужчина и две женщины; он повернул ручку управления объективом по часовой стрелке, и лицо одной из женщин выросло, заполнив весь экран. Вроде бы Лотта Гермес, но картинка настолько плохая, что уверенности нет никакой. Затем он перевел глаз прибора на лицо второй женщины. Уж это–то точно была Мэвис Магайр. И как раз в это время в наушниках зазвучал ее голос.

– Неужели вы сами не видите, насколько опасен этот человек? – заливалась Мэвис. – Что своей популистской демагогией, а без нее уж никак не обойдется, он непременно вызовет новые мятежи, новые вспышки гражданского неповиновения, и не только в Свободной Негритянской Муниципалии, но и здесь, на Западном побережье, как среди негров, так и среди части белых, настроенных пронегритянски. Вспомните Уоттс, Окленд и Детройт, вспомните, что учили вы в школе.