Иэн Бэнкс - Вспомни о Флебе

Тем временем наносили дров и развели костры. Пожиратели разошлись по своим палаткам и кострам или маленькими группами подались прочь с примитивно сплетёнными корзинами — очевидно, чтобы собрать свежие отходы, которые позже попытаются сожрать.

К заходу солнца мистер Один присоединился к пяти молчаливым пожирателям, сидевшим у костра, на который Хорза уже досыта нагляделся. Исхудавшие люди почти не обращали внимания на Оборотня, но мистер Один подошёл и сел рядом с ним. В одной руке он держал несколько челюстей, которые Фви-Зонг опробовал на Двадцать Семь, а в другой маленький камень, которым шлифовал и полировал металлические зубы. Двое пожирателей пошли к своим палаткам, а мистер Один зашёл Хорзе за спину и развязал кляп. Хорза задышал через рот, чтобы избавиться от противного привкуса, подвигал нижней челюстью и переместил свой вес в попытке смягчить усиливающуюся боль в руках и ногах.

— Удобно? — спросил мистер Один и снова сел, продолжая шлифовать металлические клыки. Они блестели в свете костра.

— Я чувствовал себя и получше, — ответил Хорза.

— Тебе будет ещё хуже… друг. — Последнее слово мистер Один заставил прозвучать проклятием.

— Меня зовут Хорза.

— Меня не интересует твоё имя. — Мистер Один покачал головой. — Дело не в твоём имени. Дело не в тебе.

— Такое же впечатление начало складываться и у меня, — согласился Хорза.

— Да? — Мистер Один встал и приблизился к Оборотню. — Действительно? — Он замахнулся стальными зубами, которые держал в руке, и ударил Хорзу по левой щеке. — Считаешь себя умным, да? Воображаешь, что сумеешь выкрутиться? — Он пнул Хорзу в живот. Хорза захрипел и задохнулся. — Видишь — дело не в тебе. Ты только кусок мяса и ничего больше. И никто больше. Только мясо. И кроме того… — второй пинок, — боль нереальна. Это только химические и электрические реакции и тому подобное. Верно?

— Ох, — прохрипел Хорза, пересиливая боль. — Да. Верно.

— Ладно, — ухмыляясь, сказал мистер Один. — Вспомни об этом завтра, ладно? Ты только кусок мяса, а пророк — кусок побольше.

— Вы… э-э… значит, не верите в душу? — робко спросил Хорза, надеясь, что пинать его больше не будут.

— Сунь свою душу в задницу, чужак, — с улыбкой ответил мистер Один. — Будет лучше, если ты перестанешь надеяться, что нечто подобное существует. Некоторые люди от природы пожиратели, а некоторые будут сожраны, и я не вижу причины, почему у душ должно быть иначе. Так как сейчас ты относишься, очевидно, к тем, которых пожирают, тебе только остаётся надеяться, что души у тебя нет. Это было бы для тебя самым лучшим, поверь мне. — Мистер Один вытащил тряпку, которую снял с лица Хорзы, и снова крепко завязал вокруг головы. — Вот так — не иметь души было бы для тебя самым лучшим, друг. Но если выяснится, что она у тебя есть, ты вернёшься и расскажешь об этом, чтобы мне было над чем посмеяться, ладно? — Мистер Один крепко затянул узел и притянул голову Хорзы к деревянному колу.

Адъютант Фви-Зонга закончил заточку сверкающих металлических зубов, встал и поговорил с другими пожирателями у костра. Через некоторое время они ушли к маленьким палаткам, и скоро все покинули берег. Остался только Хорза, чтобы смотреть на погасающие костры.

Тихо шумел далёкий прибой, звезды ползли по своим орбитам, а на дневной стороне орбитали вверху была видна полоса яркого света. Блестя в свете звёзд и орбитали, шаттл Культуры немо ждал с открытыми дверьми, как пещера спасительной тьмы.

Хорза уже проверил узлы, которыми были стянуты руки и ноги. Бесполезно, даже если он сделает тонкими свои запястья. Верёвка, шнур или что там они использовали всё время сжималась и мгновенно устраняла всякую слабину, которую он мог создать. Возможно, материал сокращался при высыхании, и они его намочили перед тем, как связать. Трудно сказать. Он мог увеличить выделение кислоты из своих потовых желез, там, где верёвка касалась его кожи, и это стоило попробовать. Но, вероятно, даже долгой ночи Вавача может не хватить, чтобы это сработало.

Боль нереальна, сказал он себе. Глупости!

Хорза проснулся в утренних сумерках одновременно с большинством пожирателей, которые медленно спускались к воде, чтобы умыться в прибое. Ему было холодно, и он дрожал. Как он установил, температура его тела ночью существенно понизилась из-за лёгкого транса, в который он вынужден был себя ввести для изменения клеток кожи на запястьях. Он потянул верёвки, ища слабину или хотя бы легчайшие разрывы нитей или волокон. Но не было ничего, кроме боли в ладонях, там где пот попал на неизмененную кожу, не имевшую защиты против кислоты из его собственных потовых желез, и это на секунду обеспокоило его. Ведь воплощаясь в Крайклина, он вынужден был для полноты картины перенять и его отпечатки пальцев и ладоней, а для этого ему нужна была кожа в превосходной кондиции для превращения. Потом он рассмеялся над собой за это беспокойство, когда, вероятно, не доживёт и до сегодняшнего вечера.

Не убить ли себя, нерешительно подумал он. Это было вполне возможно; с небольшой внутренней подготовкой он мог использовать один из своих собственных зубов, чтобы отравить себя. Но пока оставался хоть малейший шанс, он не задумывался над этим всерьёз. Как держатся в войне люди Культуры? Они будто бы тоже в состоянии умереть по собственной воле, и как бы то ни было, это у них будто бы сложнее, чем просто яд. Но как они удерживаются от искушения избежать этого, эти мягкие, развращённые миром умы? Он представил их в бою, как они, получив первые раны, почти в то же мгновение прибегали к автоэвтаназии. Эта мысль заставила его улыбнуться.

Идиране тоже умели впадать в смертельный транс, но они использовали его только в случае чрезвычайного позора или бесчестия, или если закончен труд всей жизни, или если кому-то грозила калечащая болезнь. И иначе, чем Культура — или Оборотни, — они в полной мере наслаждались своей болью, не подавляя её никакими оглушающими веществами собственного организма. Оборотни рассматривали боль как рудимент своей эволюции из животного мира. Культура просто боялась её. Но идиране обходились с ней со своего рода презрением.

Хорза посмотрел поверх двух больших каноэ вдоль берега на открытые двери в корме парома. Пара роскошно окрашенных птиц гордо вышагивала по крыше, совершая мелкие, ритуализованные движения. Хорза некоторое время наблюдал за ними. Лагерь пожирателей постепенно просыпался, а утреннее солнце становилось всё ярче. Из редкого леса поднимался туман. Высоко в небе стояли облака. Из своей палатки вышел мистер Один, зевнул, потянулся, потом вытащил из-под куртки тяжёлый пистолет и выстрелил в воздух. Казалось, это было сигналом для всех пожирателей вставать и приниматься за будничные дела, если они ещё не были сделаны.