Александр Громов - Запруда из песка

Мне не требовалось десяти минут. Мне и минуты не потребовалось. Мы переглянулись, и я понял: остальные тоже уже все для себя решили. Хорошее начало – встретились полчаса назад в приемной, а уже понимаем друг друга без слов. Может выйти приличная команда.

– Нисколько, – ответил за всех высокий седой мужик с полковничьими звездами в петлицах.

Все встали.

– Вы согласны?

– Так точно.

– Иного не ждал. Поздравляю вас с новым местом службы.

– Служим Экипажу! – несколько вразнобой, но в целом дружно ответили мы.

На тринадцатом году жизни Фрол Пяткин сделал открытие: переселение душ существует. Это не выдумка бездельников, называющих себя буддистами и справедливо осмеянных наравне с другими мракобесами. Хуже того, оказалось, что можно вспомнить кое-что из прошлой жизни!

И доказательство, и потрясение. Одновременно. В одном флаконе.

Нет, не всякий способен лично проверить справедливость старой восточной доктрины, и очень далеко не всякий. Не может же такого быть, чтобы все люди, сколько их вокруг, помнили свое предыдущее воплощение и молчали! Кто-нибудь да проговорился бы. Каждый третий или пятый… ну ладно, пусть даже каждый десятый рано или поздно похвастался бы перед кем-нибудь достойным, на его взгляд, доверия или просто сболтнул бы по-глупому – и ага? Вся медслужба Экипажа не нашла бы столько психиатров на великую толпу пациентов с одним и тем же диагнозом. Значит, таких людей мало, а то и вообще один на весь Экипаж.

Подумать только – помнить то, что было за много лет, если не веков, до твоего рождения! Иное время, иные лидеры, иное общество, иные проблемы… Иное тело – сперва детское, потом молодое и сильное, затем понемногу дряхлеющее. Воспоминания о собственной смерти… бр-р!..

Возможно, историк чрезвычайно возрадовался бы, получив такой дар. Сохранить личные воспоминания о давно минувшей эпохе – это что-то с чем-то! Золотой клад, Клондайк! Но Фрол Пяткин не был историком и, не имея особой склонности к гуманитарным наукам, не собирался становиться им. Его будущность была обозначена без его участия, его путь был предначертан и прям – иди! И он шел. Как многие его сверстники. Как почти все.

«Матушка моя была еще мною брюхата, как я уже был записан в Перспективный Резерв в качестве рядового необученного IV ранга», – такой фразой мог бы начать Фрол свои мемуары, если бы имел время и желание писать их. Трудно сказать насчет желания, но что касается времени для мемуаров, то располагать достаточным его количеством Фрол смог бы не раньше, чем на старости лет, в Бесперспективном Резерве. Если бы дожил.

Как и его отец, Фрол получил имя по воле родителей, но в соответствии с пожеланием Капитанского Совета увеличить разнообразие имен. Плохо ведь, когда вокруг сплошь Александры, Андреи да Владимиры. Если к тому же и фамилия не экзотическая, а самая обыкновенная – далеко ли до путаницы? От этого вред службе. Фрол – не такое уж плохое имя, все-таки не Дормидонт и не Варахасий.

Появившись на свет, Фрол еще некоторое время оставался рядовым IV ранга – до тех пор, пока не выяснилось, что мальчик здоров, имеет столько хромосом, сколько надо, владеет всеми рефлексами, какими положено владеть грудному младенцу, а его биологическим отцом действительно является Иона Пяткин, законный супруг роженицы. Тогда Фрол был причислен к III рангу рядовых необученных Перспективного Резерва и оставался в данном качестве целых пять лет. В этом возрасте его еще раз внимательно осмотрели медики и снова нашли, что мальчик не является генетическим браком и развит вполне по годам. В тот день, когда юный Фрол впервые переступил порог школы, в его личном деле появилась запись о переводе во II ранг.

Через год дефиницию уточнили: не просто II ранг, а II «а» ранг. Это означало, что мальчик в целом соответствует требованиям и может учиться далее в основном потоке. Процентов семьдесят из сверстников Фрола попало в II «а». Отсеивались тугодумы и просто глупцы, обладатели лабильной психики, недостаточно усидчивые, склонные к истерикам и просто недисциплинированные. Их распределяли по специальным школам. Вундеркинды отбирались много позднее, да и не было юных гениев в учебном взводе Фрола. Нормальное, среднее, ничем не выделяющееся пополнение.

Начальная мужская школа в Торжке – родном городе Фрола – тоже ничем не выделялась среди тысяч ей подобных школ Северо-Евразийского отсека. На третьем году учебы перспективных запасников изъяли из-под родительской опеки и разместили в казарме. Ужесточились телесные наказания: теперь нарушитель дисциплины не всегда мог отделаться ударом линейкой по пальцам или учительским стеком по спине – практиковалась и порка. Впрочем, лишение увольнительной на выходные действовало сильнее.

Разумеется, Фрол, как и все перспективные резервисты, ненавидел воспитателей и учителей. Иначе не могло и быть. Далеко не сразу он начал смутно осознавать глубинные причины этой ненависти – поначалу она вытекала из безответного вопроса: «Почему нельзя?!» Вопрос тащил за собой обиду, обида – ненависть.

Но шли годы, и время рефлекторных протестов уходило в прошлое. Вместе со всем взводом Фрол смотрел учебные фильмы о боевых операциях. Вот где действовали настоящие герои! Ах, как они сражались с предателями человечества, с мерзким отродьем, поставившим эгоистическое «хочу» выше благородного «надо»! Как лихо они уничтожали врагов! Ба-бах!.. Тра-та-та-та-та!.. Бум-м!.. Дерзкий маневр – и успех! Высокая выучка! Беззаветная храбрость! Непреклонная воля! Не всегда по форме одетые, часто небритые, без строевой выправки, они подчас являли собой разительный контраст с педагогами. Им было можно. Многое прощается за результат.

Этому тоже учили. А если действительно важного результата нет и не может быть в данных условиях – тогда соответствуй общим требованиям. Уж будь так любезен, не заставляй педагогов наказывать тебя. Они ведь тоже люди. Да-да, люди, а не злобные выродки, как ты было подумал. Не веришь? Думай еще и взрослей. Рано или поздно поймешь: это так. Никто не хочет тебе зла.

Не считая, понятно, мятежников, или несогласных. Они враги. Их мало, но они существуют. Тот, кто служит, ест досыта и не нуждается в необходимом. Тот, кто и слышать не хочет о службе, хотя мог бы служить, должен голодать и бедствовать. Если он сыт, то он вдвойне враг, ибо отнял пищу у Экипажа. Покажи ему, в чем на самом деле его польза, или убей, третьего не дано. Впрочем, все, кого можно было убедить, уже давным-давно влились в Экипаж. Ну, почти все. Следовательно, с врагами можно больше не миндальничать, и это хорошо. Туманное, неопределенное должно сводиться к ясному, потому что как же иначе? Приказ всегда конкретен, иначе это не приказ, а черт знает что. Думать самостоятельно? О, это вовсе не возбраняется, напротив, вменяется в обязанность. Но думай правильно, ибо туман в голове – твой главный и злейший враг. Хотя и пустая голова ничем не лучше. Фрола учили: в Экипаже предостаточно тупых служак, лишенных инициативы и фантазии, не нужно увеличивать собой их число.