Александр Громов - Запруда из песка

И спорил я с ним до хрипоты, и ругался, и кулаком по столу бил, а в итоге мы стали почти друзьями. Я узнал, что Моше Хаимович женат, любит жену до безумия и до безумия же ревнует ко всем, кто молод и спортивен. Шутник Эрот целился в него не из лука, а из тяжелой баллисты – и попал. Скажете, смешно быть ревнивцем, имея такие внешние данные? Кто посмеет гыгыкнуть над ним, тот будет иметь дело со мной, ясно?

Командировки, командировки… Настасья, впрочем, обрадовалась, когда мне пообещали майорские петлицы, и принялась деятельно прикидывать, что из мебели и вещей надо будет взять на новую, полагающуюся мне по статусу квартиру, что оставить здесь, а что прикупить. У женщин, как и у мужчин, есть любимые игры, не надо мешать им. Все равно ведь в этой жизни у меня не будет своего дома на Мойке, да не больно-то и хотелось. Мой дом – Экипаж.

Дом – или пруд, куда я могу швырнуть камешек?

И какая же нужна любовь к человечеству, чтобы наказывать его для его же блага, подчас убивая ни в чем не повинных людей?

Нет у меня такой любви, в том-то и беда. И если случается мне жалеть кого-то, то не всех людей скопом, а отдельных невезучих. Их-то за что? Они-то тут при чем?

Бессмысленный вопрос – и болезненный.

Магазинер уверяет меня, что это пройдет со временем, – я, мол, еще слишком молод и до сих пор оперирую такими понятиями, как справедливость. А ее нет, она всегда пасует перед чем-нибудь, и в лучшем случае – перед целесообразностью. Отсюда наша задача – обеспечить как раз вот этот лучший случай.

Несомненно, в чем-то он прав.

Во всем ли?

Нет, я не хочу задумываться о моральной стороне нашей работы. Задумаюсь – сойду с ума, потому что не найду ответа. Вряд ли он вообще существует. Проще всего было бы, конечно, замахать руками и зашипеть на негодяев, возомнивших себя этакими демиургами, – и прожить заурядную жизнь Фрола Пяткина. Но такой выбор сделал бы любой трус, пришедший в ужас от перспективы взвалить это на свою шею.

Я взвалил. Принцип наименьшего зла никто еще не отменял. Правда люди, узнай они правду о «чужих», с великим энтузиазмом разорвали бы меня за меньшее зло, не думая о большем. Кто его видел, большее зло? Кто сказал, что оно непременно наступило бы? Вранье и сказки! В этом эксперименте нет и не может быть контрольной группы.

Так сказали бы люди… Хорошо, что Эйхорн не стремился выпустить джинна из бутылки. Полезла было пробка наружу, но ее забили обратно и залили сургучом.

Пришла весна, и я полюбил работать на балконе, спасаясь от Ванькиного рева – не всегда объяснимого, зато всегда неожиданного, заставляющего вздрогнуть и отвлечься от дел. Легкие у моего сынишки что надо, уже сейчас видно, что не быть ему тихоней, когда вырастет. Вот и хорошо. В Экипаже полно тихих унылых заурядностей – пусть другие увеличивают собой их число, но только не мой сын. Экипажу нужны умные, напористые и зубастые, без них он протухнет заживо. Знаем, как это бывает. История все же чему-то учит.

И все же даже тот Экипаж, что я вижу, еще недостроенный и не лишенный недостатков, мне по душе. Кому не понравится, что у людей на улицах хорошие лица, что не видно ни пьяниц, ни опустившихся бродяг, что молодая красивая женщина без малейшего страха заходит в один лифт с мужчиной? Что твоего сына никто не подсадит на иглу и не вовлечет в преступную шайку? Что ты не сам по себе шпынь ненадобный, а часть великого дела?

Винтик? Ха-ха. Впрочем, возможно, и винтик. Это по желанию. Кто не хочет быть участком мозга, станет… иной деталью конструкции. Никакое человеческое общество не просуществует достаточно долго, если уравняет гения с дураком, трудягу с лентяем, и ничего тут не поделаешь.

Несправедливо? А с чьей, позвольте узнать, точки зрения?

То-то же.

Когда ночь звездная, я тоже люблю выходить на балкон. Наползавшийся за день Ванька спит, Настасья тоже, а я молча смотрю в небо. Городские огни гасят Млечный Путь, но я знаю, где он проходит, и могу дорисовать его в своем воображении. На востоке из-за горизонта поднимается Лебедь, а Лира и Геркулес уже высоко, и Вега смотрит с неба, как большой равнодушный глаз. Недалеко от нее точка, куда движется Корабль, наконец-то получивший нормальный Экипаж вместо червей в яблоке и возглавляемый достойным Капитаном. Магазинер говорит, что Асаи, возможно, лучший из всех, кто когда-либо командовал Кораблем, и что в ближайшие десять лет он не будет настолько испорчен властью, что понадобится новый астероид.

Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо!

Я гляжу в небо и думаю о траектории движения Корабля в Галактике. Жаль, что она пока не зависит от нас и может завести нас в область, контролируемую не нами, или пройти рядом со сверхновой звездой, но кто знает, на что будет способен Экипаж спустя энное время, ближе к размыву нашей песчаной запруды? Лично я – не знаю.

Верить в лучшее – это все, что я могу. Притом то и дело испытывая мою веру на прочность.

Почему-то мне кажется, что Максвелл ошибся – ну, или пожалел меня, выдав идеальный, с его точки зрения, вариант развития событий. А я рискну сказать: никогда не получается так, как было задумано. Не можем мы задумать так, чтобы все шло по плану, для этого у нас не хватает ни ума, ни исходных данных. Всегда случится что-нибудь непредвиденное…

Например, чужому надоест быть нашей марионеткой. Если гусеница ничего не может предпринять против ос-наездников, то чужой устроен несколько сложнее гусеницы – возьмет да и выйдет из состояния, которое не жизнь и не смерть. Что тогда? Или – чужие явятся к нам целой компанией. Если прибыл один, то кто поручится, что за ним не прибудут другие? Может, они прилетят за своим собратом, а может, и с иной целью. Тут и ребенку понятно, что в этом случае для нас гораздо лучше оставаться Экипажем, чем разобщенным человечеством, – но устоим ли мы, даже будучи едиными, при худшем варианте развития событий? Никто этого не скажет. Ясно только, что все прежние наработки по противодействию чужим имеют смысл и что надо развивать их далее.

Этим вопросом я тоже занялся бы с удовольствием.

Что ж, и займусь. Уже занимаюсь, пока что частным образом. К настоящей работе надо приступать с готовыми идеями, а не ждать, что они придут по ходу. Дождешься того, что сунут тебе идеи других – развивай!

Вот уж воистину счастье…

Поглядим, чьи идеи толковее. Кое-что, возможно, успеем увидеть еще при этой жизни. Хорошо бы она оказалась длиннее той, первой, – жизнь ведь такая увлекательная штука!

Я смотрю в небо и вижу там только звезды. Белые и красные, горячие и холодные, яркие и тускло мерцающие, они не дарят надежду. Это не их дело, они просто существуют. Надежда – она живет в нас.

2010–2011 гг.