Марисса Майер - Мгновенная карма [litres]

– Мне нравится. – Квинт вскидывает руку, чтобы дать мне пять, но, когда я хлопаю по его ладони, обвивает пальцами и сжимает мою ладонь. У меня екает сердце.

– Хороший мозговой штурм.

Я смеюсь:

– Хорошая командная работа.

Вокруг его глаз собираются морщинки, и я знаю, что он думает о наших провальных лабораторных работах. Я знаю, потому что тоже думаю об этом, и задаюсь вопросом, не в том ли дело, что я просто не дала нам – нашей команде – шанса.

Квинт отпускает мою руку.

– Я могу разработать дизайн флаеров и плакатов.

Я качаю головой.

– Нет, все в порядке. Я могу это сделать. И еще поговорю кое с кем из местных торговцев. Может быть, нам удастся найти спонсоров для уборки. И свяжусь с фестивальным комитетом, узнаю, найдется ли у них место для еще одного шатра, и, может, они сделают нам скидку, учитывая наш некоммерческий статус. И да! Я закажу значки, чтобы раздать всем продавцам! Можно сделать надпись: «Я поддерживаю дикую природу Фортуна-Бич! Узнай, как ты можешь помочь!». Я снова начинаю строчить в блокноте, записывая свои мысли. Они рожаются так быстро, что к тому времени, как я ставлю точку, у меня ноет запястье.

– Хорошо, – тихо говорит Квинт. – А мне ты что поручишь?

– Пока ничего. С этим я справлюсь. Знаешь, что еще? Я сделаю несколько вариантов стикеров. Интересно, успеем ли мы доставить их сюда вовремя? Но мы можем наклеить их на все фестивальные мусорные баки, с милыми вдохновляющими…

– Пруденс.

Я бросаю на него взгляд.

– Да?

Он протягивает ко мне руки, вопросительно глядя на меня.

Я недоуменно моргаю.

– Что?

– Я прекрасно справлюсь с дизайном флаеров и плакатов. И со значками и стикерами тоже.

Я открываю рот, чтобы ответить, но не решаюсь. Делаю еще одну попытку.

– Все в порядке. Я сделаю это сегодня вечером. Все закажу, и тогда…

– А я в это время что буду делать?

В его голосе больше не слышно радости. Пожалуй, в нем пробиваются нотки обиды.

Слегка озадаченная, я указываю в сторону окон, выходящих на задний двор, полный тюленей и морских львов. Их крики давно превратились для меня в белый шум, едва заметный, но время от времени что-то будоражит их там, во дворе, и они все разом поднимают настоящий рев.

– У тебя здесь полно дел, не так ли? Бассейны чистить и все такое?

– О. Значит, я всего лишь человек ручного труда?

Я хмурю брови.

– О чем ты? Я просто говорю…

– Ты говоришь, что не доверяешь мне.

У меня отвисает челюсть.

– Ты говоришь, что можешь сделать работу лучше. Самостоятельно. Без моей помощи.

Я в ловушке. Я знаю, что попала в ловушку. И он это знает.

– Ну… но это не так…

Он отталкивается от стола и вскакивает.

– Я знал, что это плохая идея. Знал, что пожалею об этом.

Я изумленно смотрю на него.

– Квинт, перестань. Я просто делаю то, что умею. Планирую. Готовлюсь. Я – перфекционистка. Мне нравится все контролировать. Ты это знаешь! А если серьезно, в чем проблема? Ты свободен! Иди, помогай маме или… или делай, что хочешь. Я справлюсь сама. Все окажутся в выигрыше.

– Нет! – Он поворачивается ко мне. – Ты что, не понимаешь? Вот в чем проблема. Проблема в тебе !

Воздух уходит из легких, как будто меня ударили в грудь.

Квинт проводит рукой по волосам.

– Нет… не в тебе самой, – поправляет он себя. Издав неясный гортанный звук, он снова подходит ближе и берется за спинку стула. – Ладно. Тебе нравится все контролировать. Ты не доверяешь другим, потому что боишься, что они все испортят. Я могу это понять… более или менее. Но я согласился работать с тобой этим летом не для того, чтобы наступать на те же грабли. Это , – он жестом изображает то, что происходит между нами, – не пройдет.

Это ? Что он имеет в виду?

Проект по биологии? Уборку пляжа? Нас?

– Извини. – Я говорю это медленно, но с металлом в голосе, потому что, черт возьми, еще не пришла в себя от комментария насчет проблемы во мне . – Но я не понимаю, в чем дело. Две минуты назад я думала, что у нас есть план. Мы наконец-то пришли к чему-то. И вдруг… что? Я слишком помешана на контроле, и тебе не нравится работать со мной или…

– Вроде того. Да. На самом деле, об этом и речь.

Я застываю с открытым ртом. Жар заливает шею, и я закрываю рот, стискивая зубы. Мы смотрим друг на друга в упор, и, возможно, он хочет, чтобы я уступила первой, но это смешно. Я беру на себя всю работу. Хочу убедиться, что все пройдет идеально. Ну и что с того, если это задевает его гордость? Надо думать о том, что лучше для Центра, а не для него!

Я отворачиваюсь и начинаю собирать бумаги, складывая их в аккуратную стопку так быстро, как только могу.

– Прекрасно. Я тоже не была в восторге от идеи снова работать с тобой.

– Пруденс…

– Нет. Как хочешь. Желаю тебе и Центру удачи во всем.

Квинт протягивает руку и выхватывает у меня стопку бумаг.

– Может, ты перестанешь копаться в бумажках и выслушаешь меня?

– А почему я должна тебя слушать? – кричу я, вскакивая на ноги. – Чтобы больше узнать о том, насколько со мной трудно? Как ты ненавидел работать со мной? Тоже мне новость, Квинт! Последние девять месяцев для меня тоже не были веселой прогулкой!

– Не я в этом виноват! – кричит он в ответ.

– Это полностью твоя вина! – Я сердито фыркаю и крепко сжимаю кулаки. Пожалуйста, мироздание. Пожалуйста, обрушь на него свой гнев. За то, что он говорит со мной в таком тоне. За то, что заставляет меня чувствовать, что со мной что-то не так. За то, что отвергает мои идеи, мою помощь, меня .

– Если бы ты не был таким ненадежным и безответственным, тогда, наверное, я могла бы тебе доверять! Но откуда мне знать, что ты не облажаешься и на этот раз? – Я топаю ногой, немного истерично, но мне все равно. – Просто будет лучше, если я все сделаю сама! – Я выхватываю у него бумаги. Острый край листа проходится бритвой по пальцу. – Ой!

Я швыряю бумаги обратно на стол и осматриваю ранку. Конечно, это всего лишь порез, но довольно глубокий и болезненный. Я бросаю недовольный взгляд на потолок, на небо, на мироздание.

– Серьезно? – кричу я.

Квинт фыркает и поворачивается ко мне спиной. Я думаю, что он собирается уйти, и это бесит меня еще больше. Это я должна бежать отсюда!

Но он не уходит. Вместо этого он открывает ящик стола, с минуту копается в нем и возвращается с аптечкой в руках. Не глядя на меня, он открывает коробку, достает пластырь и, сняв защитный слой, протягивает мне.

Я выхватываю пластырь и наматываю его на палец. Я все еще киплю от злости. Могу сказать, что и он тоже. Но наши последние резкости постепенно рассеиваются в тишине, и, когда Квинт наконец нарушает молчание, его голос звучит ровно, хотя и с некоторым напряжением.