Марисса Майер - Мгновенная карма [litres]

– Я хотел помогать тебе в наших лабораторных работах. Но в первые же пару недель ты убедила себя в том, что я бесполезный партнер. Я делал заметки – ты их исправляла. Я рисовал графики, а ты шла домой и строила цифровые круговые диаграммы. Я измерил уровень соли… в том давнем эксперименте с соленой водой, помнишь? И ты тут же начала перепроверять. Ты по два-три раза проверяла все, что я делал. В какой-то момент стало ясно, что ничего из того, что предлагаю я, не будет использовано, так зачем пытаться? – Он пожимает плечами, но этот жест отнюдь не беспечный. – Я перестал помогать тебе с лабораторными работами, потому что ты не принимала помощи.

Я молчу, стиснув зубы. Возникает ощущение, что над нами нависла грозовая туча, готовая выпустить молнию, но неизвестно, в кого из нас она ударит.

– И да, – продолжает он, – я знаю, что у меня плохо с орфографией, и я не мастер слова и все такое, но это не значит, что я безнадежен. Взять хотя бы дизайн? Такие вещи, как флаеры и постеры? Вообще-то у меня это неплохо получается. Ты же видела, как оформлен доклад?

Мои плечи слегка расслабляются, когда я вспоминаю его доклад. Эти колонки, колонтитулы, шрифты.

– Да, но я подумала…

Он ждет, пока я закончу фразу.

– Я подумала, ты просто скачал бесплатный шаблон или что-то в этом роде.

– Конечно, что еще ты могла подумать? – Он качает головой. Глубоко вздыхает. И тяжело опускается на стул. Но не на тот, на котором сидел раньше. Тот он оставляет пустым – преградой между нами.

Я надавливаю на пластырь, чувствуя под ним боль от пореза, и неловко опускаюсь на свое место.

– Это был не шаблон, – говорит он. – Я же не совсем никчемный.

– Я и не говорила, что ты никчемный.

Он устало смотрит на меня.

– Ну да. Еще как говорила. Может, не словами, но всем своим поведением на протяжении всего года.

Я тяжело сглатываю. Чувство вины царапает мне горло, и трудно злиться, когда я не могу полностью отрицать того, что он говорит. Если честно, я действительно считала его никчемным. Или, по крайней мере, не дотягивающим до моих стандартов. И, возможно, я все еще так думаю.

– Послушай. – Я стараюсь говорить спокойно. – Я не пытаюсь командовать. Я просто знаю, что, когда делаю что-то сама, могу быть уверена в результате. Мне не нужно переживать из-за этого, беспокоиться о том, будет ли это сделано так, как я хочу, как должно быть, и точно в срок. И да, я знаю, что моя жизнь, вероятно, была бы намного проще, если бы я рассуждала иначе. – Да плевать. Это же просто флаеры и плакаты. Не велика важность. Пусть этим займется кто-нибудь другой. Но я так не могу . Не могу принять… – Я с трудом подбираю нужные слова.

Квинт находит их для меня:

– Дерьмовую работу?

Я вздрагиваю.

– Я пыталась выразиться изящнее.

Он прикрывает глаза, явно разочарованный.

– К твоему сведению, – добавляю я, – твой доклад действительно впечатляет. Ты оформил его, наверное, даже лучше, чем это сделала бы я.

Его губы невесело кривятся.

– И на том спасибо, – бормочет он. – Уверен, тебе нелегко далось это признание. – Он вздыхает и снова переводит взгляд на меня. – Пруденс, я не призываю тебя принимать любую халтуру. Я просто прошу тебя принять тот факт, что, может быть, только предположим, некоторые вещи у меня получаются лучше, чем у тебя. Скажем… та же доска для презентаций, которую ты придумала? Ты определенно должна была позволить мне заняться этой частью проекта.

Я хмурюсь.

– Что не так с моей доской?

Он смотрит на меня так, словно я задала глупый вопрос.

– Начать с того, что ты использовала для заголовков шрифт Papyrus.

– И что? Что с ним не так?

Он делает вид, что его тошнит.

Я обиженно скрещиваю руки.

– Моя доска была что надо.

– Мне очень жаль, но я бы сделал лучше. И тогда мы могли бы воспользоваться моими фотографиями. Связать это с отчетом. Проект в целом получился бы намного интереснее, если бы ты не настаивала на том, чтобы все делать самой. Но если ты этого не понимаешь… – Он качает головой, в отчаянии всплескивает руками и снова встает. – Неважно. Мы просто ходим кругами.

– Твоими фотографиями? – Я тоже поднимаюсь и снова смотрю на стену, на фотографии в рамках. Хотя этих трех фотографий не было в отчете, они похожи на те, что я там видела. – Квинт. Так это ты снимал?

Он поворачивается к стене, словно хочет вспомнить, что там находится.

– Я думал, ты знаешь.

– А те, что в отчете, тоже твои?

Он не отвечает, да в этом и нет необходимости.

Мой взгляд скользит вдоль ряда фотографий в аккуратных рамках. Они ошеломляют, вызывают шквал эмоций, западают в душу. Они достойны экспозиции в художественной галерее. Или, по крайней мере, определенно заслуживают чего-то лучшего, чем эта убогая комната отдыха.

– Вот! Вот! – Квинт заглядывает мне в лицо.

Я вздрагиваю от неожиданности.

– Что?

– Именно об этом я и прошу. Просто немного одобрения. Неужели это так трудно?

Я смеюсь, но смех звучит натянуто. Потому что… может, это отражение моего состояния. Я действительно впечатлена, что для меня внове, даже если это кажется странным.

– Квинт, они великолепны. Правда.

Он пожимает плечами.

– Да это не то чтобы моя заслуга. Я имею в виду, тема сама по себе острая, так что…

– Нет, дело не только в этом. В средних классах я ходила на недельный курс фотографии, и преподаватель все время говорил о свете, тени, ракурсах и… не знаю. Я мало что понимала. На самом деле, у меня просто не было к этому чутья, понимаешь? Но эти…

– О, черт. Ты вгоняешь меня в краску.

Я поворачиваюсь к нему, и, хотя он пытается обратить это в шутку, видно, что ему действительно неловко от моей похвалы.

– Ты – мастер, – говорю я, немного сбитая с толку.

Он от души хохочет:

– Хм, нет. Это просто хобби. Я имею в виду… не знаю. Я думал, что было бы здорово стать фотографом, может, когда-нибудь. Мне бы очень хотелось заняться подводной съемкой. – Он отмахивается. – Но, скорее всего, этого никогда не случится.

Я медленно поднимаю взгляд, встречаясь с ним глазами. С глазами мальчишки, которого, как выясняется, я почти не знаю. Мы просидели за одной партой целых два семестра, а у меня такое чувство, будто передо мной стоит совершенно незнакомый человек.

Художник. Волонтер. Парень, в свободное от учебы время спасающий каланов.

Сунув руки в карманы, он разглядывает собственные работы, словно оценивая их заново. И если у меня перехватывает дыхание от этих фотографий, то он мысленно их критикует. Что-то подсказывает мне, что он понятия не имеет, насколько они хороши.

Но дело и в том, что я не могу сказать с абсолютной уверенностью, насколько они хороши. Тут нужен наметанный глаз художника. Я же ничего не смыслю в светотени, ракурсах и мизансценах. Но точно знаю одно: когда я смотрю на эти фотографии, они вызывают во мне бурю эмоций. Они заставляют меня чувствовать .