Марисса Майер - Мгновенная карма [litres]

Покопавшись в кухонных шкафах, мы собираем что-то вроде пикника. Открытый пакет засохших картофельных чипсов, несколько соленых крекеров и арахисовое масло, коробку кукурузных хлопьев и немного маршмеллоу.

Хоть я и пошутила раньше насчет романтики, теперь, когда мы устраиваемся за длинным столом для совещаний, все действительно кажется романтичным. Буря за окном. Сияние свечей.

И мы, можно сказать, заперты здесь… вместе.

– Как думаешь, мы застрянем здесь на всю ночь? – спрашиваю я, стараясь скрыть нотки надежды в голосе. Потому что это было бы ужасно, верно? Кому захочется спать на холодном твердом полу, когда можно нежиться в уютной теплой постели?

И все же мне не хочется спешить домой.

– Не знаю. Такими темпами… – Квинт бросает взгляд в окно. – Не предвещает ничего хорошего. Твои родители волнуются?

– Думаю, с ними все в порядке. Они сказали оставаться здесь, пока буря не утихнет.

Он кивает:

– Можно принести одеяла, устроить что-то вроде постели. Наверное, это будет не самая удобная штука, но…

– Могло быть и хуже.

И это правда. У нас есть кров и еда. Здесь достаточно тепло. Пока еще светло, хотя свечи сгорают ужасно быстро.

– По крайней мере, у нас есть хлопья. – Я забрасываю горсть в рот.

Первая свеча гаснет, оставляя след темного дыма, вьющегося сквозь тени. Мы смотрим на нашу маленькую коллекцию свечей, воткнутых в песок. Они уже догорают.

– Надо было экономнее их расходовать, – говорит Квинт.

– Нет ли где-нибудь здесь фонарика?

Он задумывается:

– Стоит поискать.

Мы снова отправляемся на поиски, рискуя аккумуляторами наших телефонов, и роемся во всех шкафах, столах и ящиках, какие только попадаются. Наконец – ура ! – мы находим пять фонариков, припрятанных вместе со спасательными сетями и другими приспособлениями, хотя только три из них в рабочем состоянии. Мы заодно берем с собой столько одеял, сколько можем унести, и возвращаемся в комнату отдыха. Придвигаем стол к шкафам, освобождая достаточно места на полу, чтобы расстелить одеяла и соорудить из них что-то вроде матраса. Мне приходит в голову, что, возможно, нам следует сделать две отдельные кровати, но… Я ничего не говорю, и он тоже помалкивает.

– Чем бы ты сейчас занималась, если бы не оказалась здесь? – спрашивает Квинт.

– Спала.

– Серьезно? Еще даже не полночь.

– Я, скорее, жаворонок.

– Почему-то меня это не удивляет.

Квинт садится на импровизированную кровать и, скатав пару полотенец, подкладывает их под спину вместо подушки. Поколебавшись немного, я устраиваюсь напротив, лицом к нему. Мы сидим достаточно близко друг к другу, чтобы это могло показаться интимным, особенно при тусклом свете фонарика, но достаточно далеко, чтобы меня это так уж смущало.

– Ладно, – говорит он, – а если бы ты не спала, чем бы тогда занималась?

– Не знаю. Планировала гала-вечер? Проверяла, все ли предусмотрено?

Квинт цокает языком, словно выказывая недовольство.

– Тебе никогда не приходило в голову, что ты слишком усердствуешь?

Я морщусь:

– Да, Джуд мне постоянно об этом напоминает. Но я ничего не могу с собой поделать. Всегда можно добиться чего-то большего, и я не хочу довольствоваться малым, понимаешь? Зачем быть посредственностью? Впрочем, мне бывает трудно понять, когда пора остановиться, когда уже хватит, или как расставить приоритеты. Как этим летом. Я так сосредоточилась на Центре, что совсем забросила наш проект по биологии.

– Я как раз думал об этом. – Глаза Квинта поблескивают. – И уже надеялся, что ты о нем забыла.

– Нет конечно, не забыла. Я все еще хочу сделать что-то необычное. На самом деле я думала, что мы могли бы использовать гала-вечер в качестве реального примера того, как экотуризм помогает сохранению окружающей среды. Но мне нужно привнести в это больше науки, что ставит меня в тупик. И тогда я откладываю проект в сторону и опять сосредоточиваюсь на Центре и фандрайзинге… хотя знаю, что, затягивая с этим, я просто создаю себе еще больше проблем.

– Что? Ты?.. Подожди. – Квинт заговорщически наклоняется ко мне. – Ты хочешь сказать, что Пруденс Барнетт… прокрастинирует ?

Он произносит это как ругательство, и его лицо выражает крайнее изумление.

Эта излишняя драматизация вызывает у меня приступ смеха, но в то же время вносит и толику беспокойства, когда я понимаю, что до пересдачи проекта остается всего несколько недель.

– Ни в коем случае, – решительно говорю я. – Просто я провожу… огромное количество исследований.

– Ага, конечно. – Он подмигивает мне, заставляя мое сердце исполнять беспорядочное барабанное соло. – Только если ты согласишься с тем, что, когда прокрастинирую я , виной всему исключительный объем исследований.

– Я не прокрастинирую. Этого слова нет в моем лексиконе. Но признаю, что глупо тратить время на написание доклада о спасении дикой природы, когда я могу… реально помогать спасению дикой природы.

Он широко улыбается:

– Не могу не согласиться.

Его слова наводят меня на мысль. И как же она раньше не приходила мне в голову?

Я вспоминаю, как в начале лета пыталась обратить кармическое правосудие на Квинта. Когда он отказывался помочь с проектом по биологии, потому что у него были дела поважнее , или когда опаздывал на встречу со мной на Мейн-стрит. Я тогда так злилась на него. Считала его эгоистом и лентяем. Но я ошибалась. Он действительно занимался более важными делами. Кормил тюленей. Спасал каланов.

Вот почему мои попытки не увенчались успехом. Вместо того чтобы наказывать его, мироздание его вознаграждало. Высокой оценкой мистера Чавеса. Двадцатидолларовой банкнотой.

И все это время я не замечала того, что было прямо передо мной. Но мироздание видело. Мироздание знало.

– Что? – спрашивает Квинт, и я понимаю, что внимательно рассматриваю его.

Я краснею и качаю головой.

– Ничего. Просто задумалась.

Мне не сразу удается вспомнить, о чем мы говорили.

– Во всяком случае, не пойми меня неправильно. Я все еще считаю очень важным, чтобы мы переделали доклад и исправили оценку. Если я собираюсь поступить в один из лучших колледжей, мне нельзя снижать средний балл.

– И куда ты хочешь поступать?

– В Стэнфорд, – без колебаний отвечаю я. – Или в Беркли. В обоих этих университетах очень хорошие школы бизнеса.

Он корчит гримасу:

– Бизнес? Ты, наверное, искала самые скучные специальности, и эта даже скучнее политологии.

– Прошу прощения. Бизнес – это увлекательно. Психология того, почему и как люди тратят свои деньги. Причины, по которым одни компании терпят неудачу, а другие процветают… И я думаю, что бизнес-образование применимо почти в любой сфере, так что, независимо от того, к чему меня потянет позже, я смогу использовать его.