Кирилл Трофименко - Гнев солнца [litres с оптимизированной обложкой]

– Вы что, тоже там воевали? Двадцать пять лет назад? – в недоумении спросила княжна. – Что-то по возрасту вы совсем не подходите на эту роль.

– Можно сказать, и воевал, – лицо Аугенталлера вдруг помрачнело, и он опустил глаза, уставившись в тарелку, – повторюсь, в этой истории слишком много темных пятен. Но дело не во мне. Я просто удивлен всей этой затянувшейся торжественностью. А младший отпрыск опять сбежал из-под крыла папаши, вы заметили? – предводитель пиратов вдруг резко сменил тему разговора.

– Он большой любитель истории, – заметил Литвиненко, – да и просто очень любознательный молодой человек.

Академик чувствовал себя расслабленно и наслаждался мартини, закусывая его разновидностью местных крабов, очень приятных на вкус. Собирались увеличить их добычу и также организовать экспорт в другие миры. Остальные члены компании также выглядели вполне умиротворенными. Все немного захмелели, но пьяным не выглядел никто, разве что лица немного раскраснелись.

– Да, да, – подхватил командор, – поиски неизвестных рас и разумных видов, Предтечи и так далее. Наслышан, наслышан.

– Отчего мне кажется, что я слышу в вашем голосе сарказм? – спросил, нахмурившись, Накамура.

– Что вы, Хидетоси?! Как вы могли такое подумать? – Аугенталлер был сама невинность. – Я тоже очень интересуюсь подобными вещами. Неужели вы могли подумать, что здесь я охочусь за какими-то мифическими сокровищами? Нет, нет и еще раз нет.

– Тогда что же вы ищете? – спросил Литвиненко, подспудно уже зная ответ на свой вопрос. По его спине пробежал противный холодок, а руки предательски задрожали. Чтобы восстановить утраченное вдруг спокойствие, ему пришлось залпом осушить бокал мартини, и слуга тут же налил новую порцию.

– Думаю, вы уже догадываетесь, любезный академик. Да и наш уважаемый доктор Накамура тоже.

– А нельзя ли поподробнее? – нахмурив брови, спросила озадаченная Долгополова, – я что-то не совсем понимаю, о чем вы сейчас говорите.

– Не сейчас, княжна, – немного невежливо отмахнулся командор, – позже академик и доктор расскажут нам что-то интересное. Но не сегодня. Сейчас я предлагаю поговорить о делах Империи и обсудить только что услышанные новости.

Никто не стал спорить, хотя Екатерина нахмурилась еще сильнее, в недоумении переводя взгляд с Литвиненко на Накамуру. Они же выглядели крайне озадаченными и избегали смотреть друг другу и Долгополовой в глаза.

Княжна была в полной растерянности. Такое состояние не было для нее чем-то обычным, и ей это не нравилось. Скрашивало ситуацию то, с каким неприкрытым восхищением все присутствующие мужчины на нее смотрели. Екатерина знала себе цену: и своему уму, и, тем более, своей красоте, которую она никогда не стеснялась подчеркивать. Обожающие взгляды сопровождали Долгополову с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать лет. Тогда ее пытался изнасиловать один из отпрысков знатного рода. Катя смогла за себя постоять – яйца гада до сих пор звенят!

С тех пор она только похорошела, ее фигура окончательно оформилась, пышные формы приняли окончательные соблазнительные очертания. Естественный платиновый цвет волос также только добавлял ей еще больше особого шарма. Екатерине внимание мужчин всегда откровенно льстило, и она выбросила неприятные мысли из головы.

Возникшее напряжение сняла тихая музыка, доносившаяся из стационарного Терминала. Это были какие-то очень старые записи, которые снова наполнили присутствовавших людей умиротворением. Воистину, Аугенталлер не уставал удивлять.

Они дружелюбно поболтали на разные темы еще долгое время до наступления полной темноты. Накамура и Литвиненко по обыкновению начали спорить о внутренней политике Империи. Командор и Екатерина станцевали один медленный танец, крепко прижавшись телами. Они почти слились в этом страстном танце. Предводитель пиратов с его ростом около двух метров десяти сантиметров на две головы возвышался над 175-ти сантиметровой Долгополовой. Аугенталлер что-то нашептывал княжне на ушко, отчего та тихо и застенчиво смеялась и еще больше краснела.

Поступить таким же образом и пригласить на вальс княжну Михаил отчего-то так и не осмелился. Он не обратил внимания на интимность танца командора и княжны и не мог не признать, что вечер удался на славу, за исключением непонятного происшествия под водой и странных намеков Аугенталлера, которые, впрочем, не таили явной угрозы.

Распрощались, все в самом благодушном настроении. По домам компанию развозил все тот же новехонький с виду черный катер с красным рогом на носу, а командор, как всегда, провожал их отбытие взглядом, скрестив руки на могучей груди, одетой в белоснежный капитанский китель. Взгляд его не отрывался от силуэта Долгополовой, время от времени задумчиво перемещаясь на Литвиненко.

На фоне черного неба возвышался неприступной горой огромный белоснежный корабль, и его капитан в своем белом одеянии выглядел очень величественно.

В последующие два дня Литвиненко работал, как проклятый. Его вдруг замучила совесть, что в последнее время он совсем обленился. На самом деле он боялся оставаться наедине со своими мыслями и не мог себе в этом признаться. Михаил просто опасался, что может сойти с ума. В эти дни ему недоставало общения, молодой человек постоянно в напряжении чесал свои белокурые волосы, кототорые давно надо было постричь. Он очень скучал по возлюбленной, однако все были заняты своими делами.

Чем занимались Долгополова и Накамура Литвиненко не имел ни малейшего понятия. Зато командор и его команда не снижали активность своей деятельности. Туда-сюда сновали черные катера с красными рогами на носах, несколько раз взлетал гидросамолет предводителя пиратов с ним самим в качестве пилота, гигантские спруты на отдалении контролировали периметр – все было на удивление слаженно, что не могло не вызывать уважения.

Установившаяся чудовищная жара не ослабевала, казалось, даже ночью. Но Литвиненко, как одержимый, перепроверял показания приборов, делал новые замеры и производил разнообразные расчеты. Техника, на удивление, работала исправно, что не приносило каких-либо результатов. Систему исследований, как и следовало ожидать, он выявить так и не смог. Постоянно биться об стену, как же это трудно всегда…. Зато сам процесс работы отвлекал его от разных нехороших мыслей. Михаила все больше тревожил обещанный Аугенталлером сюрприз. От этого человека можно было ожидать чего угодно. И, как подозревал академик, сюрприз этот мог оказаться не самым приятным.

Самое ужасное заключалось в том, что он не мог поделиться своими мрачными мыслями ни с Долгополовой, ни с Накамурой. Молодая женщина обязательно засыпала бы его вопросами, на которые он не мог ответить, а Хидетоси, судя по всему, также скрывал какую-то тайну, которой не желал делиться. Так что разговор оказался бы, скорее всего, неприятным для них обоих.