Франсуа Баранже - Спаситель мира [litres]

Между тем движение войск создавало массу проблем. У атамидских воинов не было никакого опыта в массированных военных перемещениях, и неизбежная несогласованность грозила сорвать запланированное развертывание сил на равнине. Иногда друг с другом сталкивались целые эскадроны, что моментально создавало неразбериху и беспорядок. К счастью, военная подготовка, которую многие атамидские вожди прошли под руководством Танкреда и Льето, не позволила этим осложнениям перерасти в настоящий хаос. Предполагалось, что установленный у выхода на равнину оперативный центр через несколько часов позволит лучше координировать движение войск.

Внимание друзей привлекла приближающаяся к ним особенно высокая фигура. Это был Арнут’хар. Сегодня он надел полную атамидскую броню, прикрывающую белыми пластинами те части тела, которые не защищены естественным образом широкими коричневыми чешуйками. Вместо того чтобы надеть броню на обнаженное тело, как это принято у идущих в бой атамидских воинов, он облачился в традиционную одежду – длинное полотнище цветной ткани, поддерживаемое яркими шнурами. Танкред знал: это означает, что предстоит особая битва.

Воин остановился между двумя боевыми першеронами. Его голова оказалась на уровне животов всадников. Увенчивающий ее яркий оранжевый гребень подчеркивал золотистый отблеск его зрачков. В его взгляде полыхал огонь.

– Ты… – начал Арнут’хар, обращаясь к Танкреду. – Ты, спуститься… со мной… Солдаты должны тебя си’нар … тебя видеть. Ук нах’тар!

Хотя французский язык Арнут’хара еще оставался в зачаточном состоянии, успехи, достигнутые вождем за несколько недель, вызвали глубокое уважение Танкреда. По сути дела, на Акии Центавра не существовало самого понятия иностранных языков. Все этнические группы планеты говорили на одном языке, и только легкие различия позволяли определить, откуда родом собеседник.

Танкред кивнул:

– Хорошо, Арнут’хар. Я иду с тобой. Но не забудь, что мы скоро выступаем. И должны еще кое-что сделать до начала сражения.

– Арнут’хар… не забыть! – ответил высокий атамид.

Когда Арнут’хар, развернувшись, принялся спускаться по склону, по которому только что поднялся, экс-лейтенант НХИ бросил последний взгляд на город крестоносцев и подумал, что Клоринда там и наверняка тоже наблюдает за собравшейся огромной армией противника.

После чего он перевел рукоятки управления першероном в рабочее состояние и тоже направился вниз. Рыхлая почва проседала под копытами тяжелого скакуна, оставлявшего позади себя клубы пыли и вызывавшего мелкие осыпи камней впереди. Льето следовал за своим командиром.

Ты живой .

Такова была первая фраза, произнесенная Клориндой, когда он подошел к ней во время засады. С тех пор эти два слова постоянно звучали в его мозгу. И ни тогда, ни сейчас, почти месяц спустя, он не мог бы с уверенностью сказать, что в ее словах прозвучало облегчение. В конечном счете тон, которым она их произнесла, вполне сошел бы и за упрек.

После того что ты сделал, я бы предпочла, чтобы ты умер. Принять это было бы легче .

Разумеется, ничего подобного молодая женщина не сказала. Однако Танкред так отчетливо расслышал эти слова, будто она действительно произнесла их. И они причинили ему чудовищную боль. Ему удалось не показать этого, но он прекрасно знал, что она все поняла. И ему стало так тяжело, что он чуть было не выложил ей все, от начала и до конца. Чуть было не сказал, что вся ее вера, которая так много для нее значит, зиждется в худшем случае лишь на самозванстве, а в лучшем – на простом недоразумении. Чуть было не сказал, что ее безоговорочная преданность этому походу навязана ей лжецами и манипуляторами.

Но передумал. Зачем? Она не стала бы его слушать, к тому же он не мог решиться заставить ее страдать. А главное, он втайне надеялся, что некие исключительные обстоятельства когда-нибудь снова соединят их.

Его першерон вдруг поскользнулся и пролетел вперед чуть не на метр, заставив Танкреда резко потянуть рукоятки управления на себя. Заметив, что конь едва не встал поперек склона, он сдвинул одну из рукояток вперед, а другую назад, выравнивая круп першерона параллельно спуску. После чего продолжил спуск.

Он не должен допускать, чтобы личные проблемы нарушали столь необходимую ему сосредоточенность на той главной задаче, которая ждала его сегодня. Ставки в этой битве намного превосходили важность его отношений с итальянской амазонкой. Сегодня он должен выложиться, как никогда. Это его долг.

Спустившись, он вместе с Льето и Арнут’харом двинулся в гущу войска.

Было решено, что каждое племя сохранит свою иерархическую структуру, составив таким образом базовое подразделение атамидской армии. Такое подразделение войдет в состав более крупного той же этнической группы или того же региона, поскольку они были знакомы между собой и зачастую использовали одинаковые техники боя. Каждая из подобных группировок подчинялась тщательно отобранным вождям, которые были подробно информированы об общей стратегии и поддерживали постоянный контакт со штабом либо через мудрецов, либо используя коммуникационную систему, установленную беглыми бесшипниками. Когда наконец будет развернут оперативный центр, пары, состоящие из человека и атамида, возьмут на себя централизацию стратегических решений.

Танкред проехал перед каждым подразделением. Да, он знал, что не сумеет показаться всем – для этого пришлось бы объехать вокруг всего плато, – но он хотел, чтобы максимум бойцов до начала сражений хоть раз увидели его в лицо, потому что именно по его инициативе они готовились поставить на кон свои жизни.

Поэтому на протяжении часа он, пустив своего першерона шагом, подобно римскому полководцу продвигался в гуще войск. Льето и Арнут’хар той же медленной поступью следовали в нескольких метрах позади него. К большому удивлению экс-лейтенанта НХИ, многие атамидские солдаты узнавали его и в знак приветствия поднимали вверх оружие, хотя мало кому из них случалось его видеть раньше.

Танкред вспомнил старые фильмы, где герой, прирожденный лидер, перед решающим сражением всегда разражается пылкой речью, дабы воспламенить войска и пробудить в них боевое исступление, которое только и толкает схлестнуться с превосходящими силами врага. В реальности все происходит совсем по-другому.

Перед битвой в воздухе всегда витает запах бойни. Конечно, воображаемый, поскольку ни одна капля крови еще не оросила землю, однако его ощущают все солдаты. Перед битвой внутренности завязываются в узел, горло сжимается, каждый смотрит на соседа, размышляя, кто: он, или я, или мы оба. Перед битвой никому не хочется говорить, а уж тем более слушать, как вождь изрыгает никчемные призывы. Перед битвой нервы так обнажены, мышцы так напряжены, что, если попусту взбудоражить войска, они закусят удила и беспорядочно ринутся на противника.