Франсуа Баранже - Спаситель мира [litres]

Он сопроводил последние слова красноречивым движением ствола винтовки в сторону лежащих у входа восьми тел. За дверями в вестибюле послышался шум и крики. Прибыли спецвойска. Секретарь сунул дрожащую руку под стол и незаметно нажал тревожную кнопку, которая управляла бронированными дверьми. Тяжелые плиты из сверхпрочного сплава с грохотом опустились перед всеми проемами и окнами зала, одновременно погрузив помещение в полную темноту. Однако продлилась она лишь мгновение: свет тут же автоматически зажегся снова. Солдат в экзоскелете, казалось, расслабился и перестал целиться в секретаря из своего оружия.

– Ну вот, теперь на какое-то время нас оставят в покое, – проговорил он, поворачиваясь к папе.

Подошвы его экзоскелета громко клацали по плитам. Он втянул забрало шлема, оно обнажило его голову и спряталось в ворот «Вейнера». Урбан тут же узнал Танкреда Тарентского, племянника Боэмунда Тарентского, экс-лейтенанта армии крестоносцев, расквартированной на… Акии Центавра.

– Вы, здесь! – побледнев, пронзительно воскликнул папа. – Клянусь Господом, как… такое возможно?

В это мгновение Урбан вспомнил, что он в прямом эфире по всем каналам мира. Он хотел встать и уже взялся было за подлокотники, но совсем лишился сил. Обычно в таких случаях личный секретарь кидался предложить ему руку. Но на сей раз тот, испуганный внезапным появлением, даже не приподнялся со своего стула.

Танкред Тарентский двинулся к Урбану IX. Каждый его шаг дробил или раскалывал плиты. Осколки керамики разлетались во все стороны.

– Сядьте на место! – приказал он. – Немедленно!

Гигант остановился меньше чем в метре от папы. Он был страшен. Урбан заметил, что тот вошел в поле зрения камер. Весь мир мог видеть это воплощение мощи, нависшее над хрупким стариком, каким был он сам. Следовало прекратить передачу. Урбан открыл рот, собираясь заговорить, но, словно прочтя его мысли, Танкред Тарентский обратился к операторам:

– Если хоть один из вас вздумает отключить камеру, уложу на месте!

Глухой шум доносился с другой стороны бронированных дверей. Спецвойска пытались взорвать их. К несчастью, подумал Урбан, они сверхпрочные, и, чтобы с ними справиться, понадобятся долгие минуты. А за это время может случиться что угодно. Он, обычно соображающий так быстро, никак не мог собраться с мыслями.

– Но… как? – залепетал он, сознавая, насколько жалко выглядит. – Как вы сюда попали?

Черты племянника Боэмунда Тарентского закаменели, словно он вспомнил, зачем пришел. Он наклонился, и его лицо едва не коснулось лица святейшего отца. Камера, снимавшая крупным планом, обеспечивала оптимальное изображение обоих мужчин.

– Она умерла у меня на руках, – прорычал бывший солдат, выделяя каждое слово.

Урбан ощущал запах крови, исходящий от боевого экзоскелета.

– Она умерла из-за вас! – продолжал Танкред. – Все, кто погиб на этой войне, обязаны этим вам лично, пресвятейший отец!

Он грохнул кулаками по подлокотникам кресла, и те разлетелись вдребезги. Урбан подскочил.

– Я должен бы стереть вас в порошок прямо здесь, в вашем бархатном кресле, чтобы навсегда помешать творить зло. Но я этого не сделаю. То, что вас ждет, гораздо хуже. За каплю крови каждую Твои глаза потоком слез заплатят! [55] Торквато Тассо. Освобожденный Иерусалим.

Горло Урбана IX стало суше, чем равнина Акии. Губы будто склеились.

Взрывы с внешней стороны усилились. Однако двери держались. К Танкреду вернулись ясность ума и понимание, как мало времени у него осталось. Он выпрямился и обратился к ближайшему технику.

– Вы, там! Подойдите!

Дрожа всем телом, человек подчинился. Танкред протянул руку в его сторону, и тот инстинктивно выставил перед собой ладони, пытаясь защититься, прежде чем осознал, что солдат достал из предплечья своего экзоскелета маленький черный прямоугольник – съемное хранилище данных.

– Подключите это к вашему терминалу и начните трансляцию.

– Но, хм… мы в прямом эфире.

– Вот именно.

Белый как простыня Урбан, с чудовищно сжавшимся сердцем, хотел было заговорить, но с губ сорвалось лишь нечленораздельное карканье. Танкред снова склонился к нему.

– На этот раз все кончено. Безвозвратно.

Непосредственно перед тем, как просмотреть сокрушительную запись, положившую конец правлению Урбана IX, двести восемьдесят шестого папы христианского мира, основателя НХИ, возродившего Dominium Mundi, сотни миллионов зрителей увидели последнее изображение бывшего властелина мира – охваченного внезапной дурнотой старого мертвенно-бледного человека, который завалился вбок на своем кресле, потому что его рвало.

На Акии вечер был единственной частью дня, которая могла по-настоящему нравиться человеку. Когда альфа Центавра А приближается к горизонту, ее лучи становятся менее жгучими, а воздух делается мягче, позволяя неприспособленным к этому климату существам, коими мы были, насладиться наконец ласкающими лица солнечными лучами. Лежа с закрытыми глазами на склоне дюны рядом с Клотильдой, я старался не упустить ни секунды удовольствия от этого момента, прежде чем главная звезда местного неба не испустит свой последний луч. К сожалению, ватага атамидских деток, визжащих в скалах неподалеку от нас, похоже, твердо решила мне помешать. Они перепрыгивали с камня на камень, гонялись друг за другом и с воплями швырялись песком.

– Такие же надоеды, как маленькие человечки, – не открывая глаз, с легкой улыбкой заметила Клотильда.

– Хуже, – возразил я. – Куда хуже. Маленьким человечкам я, по крайней мере, мог бы надавать по задницам. А эти ростом уже почти с меня.

– Практически все на свете ростом почти с тебя, дорогой мой, – заявила эта заноза, обнимая меня.

И тут же подарила поцелуй, пытаясь помешать мне высказать высокоинтеллектуальное замечание, которым я уже собрался ее осадить.

– Позволь сказать, что мне не очень нравится форма твоей волны, – произнес я, подражая тону Нода, едва ее губы оторвались от моих. Она прыснула и повалилась обратно на песок. Чем я и воспользовался, чтобы подняться.

– Уже уходишь? – с недовольной гримаской спросила она.

– Мне нужно повидать Танкреда. Караван завтра уходит.

– Значит, ты хочешь с ним распрощаться?

– Распрощаться – громко сказано. Но я не знаю, когда снова его увижу.

– Понимаю. Тогда буду ждать тебя в пещерах.

Я поцеловал ее лоб и направился к разбитому по другую сторону дюны атамидскому лагерю, не забыв бросить наигранно грозный взгляд на детей, которые расхохотались в ответ. Солнце исчезло за дальней горной цепью на горизонте как раз в тот момент, когда я перебрался через песчаный гребень, чтобы спуститься к паре десятков палаток, расположенных буквой W.