Франсуа Баранже - Спаситель мира [litres]

Через несколько дней после своего возвращения с Земли Танкред сложил костер, чтобы кремировать тело Клоринды. Такова была традиция в очень закрытом кругу Класса Четыре. Метавоинов не хоронят в земле, их сжигают.

– Полет продлился несколько часов, и за это время Юс’сур объяснил нам, что место, куда он ведет нас, крайне важно в погребальной традиции атамидов. Он называл его «Долина-хранящих-камней». В каждом районе Акии есть подобное святилище, где атамиды хоронят некоторых из них. Я спросил, по каким критериям его народ выбирает тех, кто будет там погребен, но, по правде говоря, мало что понял из его ответа. Как ты можешь догадаться, первой моей мыслью было: а чем Клоринда заслужила в их глазах честь обрести вечный покой в таком месте, ведь она безжалостно уничтожала их народ? Он ограничился ответом: «Она много значила для тебя». Мы долго летели на восток, и наконец язе’эры опустились на склон горы. Оттуда по извилистой тропе мы добрались до перевала. По другую сторону открывалась долина. Само по себе обычное место, но от него веяло неким спокойствием, возможно благодаря окружавшим его и не дающим проникнуть туда ветру скалистым обрывистым хребтам или плавным ровным склонам, которые ступенями спускались к широкому и глубокому центральному провалу. Все вокруг показалось мне необычайно спокойным и умиротворяющим, особенно после долгих часов путешествия на спине у язе’эра.

– Откуда такое название – «Долина-хранящих-камней»?

– Юс’сур мне ничего не сказал. Но вдоль склонов возвышались скульптуры. Десятки, да что я говорю, сотни атамидских голов, вырубленных прямо в скальных ступенях. Все они были развернуты лицом к долине и смотрели на нее серьезным и в то же время благожелательным взглядом. Большинство размером от метра восьмидесяти до двух с половиной. А некоторые почти четырехметровые.

– Как те, которые ты видел на плато, где Роберт устроил тебе ловушку?

– Да, но с той разницей, что там они все так пострадали от времени, что рассеянному путешественнику могли показаться просто скалами странной формы. А в этой долине некоторые изваяния были явно совсем недавними. Думаю, там за ними ухаживают и даже в отдельных случаях вырезают новые. Как бы то ни было, стоило мне их увидеть, и мне показалось, что я стою перед тысячелетней стражей.

– Перед хранящими камнями …

– Тогда Юс’сур объяснил мне, что «Долины-хранящих-камней» не просто кладбища, где хоронят или развеивают пепел отличившихся атамидов. По его словам, это не мертвые места. В них безусловно таится жизнь – для тех, кто способен ее увидеть. Ну… Как часто бывает с атамидами, я не уверен, что уловил то, что он хотел нам сказать…

Я прекрасно понимал, что имеет в виду друг. Часто я сам отступался, когда мне объясняли ту или иную традицию. Например, в прошлом месяце в Ук’харе организовали трогательную церемонию, чтобы вернуть реликвии А’а в его святилище, и во время этой церемонии один из мудрецов произнес длинную речь. Так вот, несмотря на мое приличное знание атамидского языка, добрая половина сказанного была выше моего понимания.

– Как бы то ни было, Юс’сур указал мне нависающий над долиной каменистый выступ. Ему не понадобилось больше ничего говорить, я понял, что момент пришел. Момент окончательно проститься с Клориндой… Я встал на самый край. Под моими ногами склон плавно спускался к лесистому провалу пятьюстами метрами ниже. Я осторожно открыл урну, держа ее в вытянутых руках. Потом, неожиданно, инстинктивно , если можно так выразиться, я помимо воли начал молиться: «Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи! услышь голос мой. Да будут уши Твои внимательны к голосу молений моих. Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, – Господи! кто устоит? Но у Тебя прощение, да благоговеют пред Тобою» [58].

По-прежнему стоя лицом ко входу в палатку и произнося заупокойную молитву, Танкред чуть заметно раскачивался. Наверное, он сам этого не осознавал. Хотя я не видел его лица, по голосу я чувствовал, какое глубокое волнение охватило его при воспоминании об этой сцене.

– Но я не смог продолжить… Слова, которые я слышал столько раз, отныне казались мне лишенными смысла, словно я услышал их впервые. Не знаю, сколько времени я оставался там, стоя у края пустоты, вытянув руки и кусая губы. Потом я сделал то единственное, что мог сделать. Я обернулся и попросил Юс’сура подойти ко мне. Когда он встал рядом, я попросил его прочесть ей атамидскую погребальную молитву. Он долго смотрел на меня, так долго, что я подумал, будто он мне откажет. Потом он повернулся к Хранящим камням, закрыл глаза и заговорил. Не своим мысленным голосом, а вслух . Голос у него был мягким, почти шепчущим. Конечно, я не понимал, что он говорит, но это казалось мне более уместным, чем любая человеческая молитва. И наконец, когда Предок поднял руки и возвысил голос, я перевернул урну и развеял пепел над пустотой. Клоринда, любовь моя, я тебя не забуду …

Голос Танкреда прервался всхлипом. Он плакал. У меня стоял ком в желудке и слезы тоже подступали к глазам.

– Почему? – слабым голосом произнес он. – Почему все должно было так закончиться? Я уверен, что она смогла бы перемениться. Я уверен, что она поняла бы…

Я не знал, что сказать. Все, что приходило мне в голову, было до ужаса банально.

– И что потом? – просто спросил я.

Танкред наконец повернулся. У него были красные глаза и мокрые щеки. Он вытер их рукавом.

– Я подождал, пока облачко пепла развеется, а потом мы спустились обратно. Я был так потрясен, что всю дорогу, пока мы не дошли до язе’эров, не мог произнести ни слова. Тогда Юс’сур встал передо мной, взял мои ладони и сжал их в своих. Я был удивлен его силой. Он пристально посмотрел на меня своими черными глазами и мысленно сказал: «Друг мой, никогда не теряй надежду … »

Неподвижно стоя у входа в палатку и глядя в пустоту, Танкред на мгновение умолк. Потом я увидел, как по его телу пробежала дрожь. Он развязал тесемки, которые удерживали свернутым полог над входом, и тот опустился сам, отрезав нас от внешнего мира. Из лежащей в углу вязанки дров он выбрал две ветки посуше и, подойдя к очагу, бросил их в огонь. Несколько секунд он дул на угли, чтобы по ним пробежали искры, потом снова устроился на ковре. Языки пламени лизнули сухое дерево, и оно с потрескиванием разгорелось.

– Уже поздно, – сказал он мне, прочистив горло. – Клотильда будет беспокоиться, что ты не возвращаешься.

– Не волнуйся, я предупредил, что зайду к тебе.

– Не думай, что ты обязан…

– Прекрати! – с улыбкой перебил я его. – Ничего я не обязан! Мне в удовольствие побыть с тобой. Напоминаю, ты завтра отбываешь, и ни ты, ни я не можем сказать, когда снова увидимся.