Франсуа Баранже - Спаситель мира [litres]

В сущности, мы это и вызвали. Мы вторглись в программу тестирования общественного мнения, которому регулярно подвергали солдат, и изменили его результаты, чтобы в верхах решили, будто моральный дух войск падает опасно низко. Потом, когда в результате тонких манипуляций с самой программой она выдала рекомендацию сдвинуть благословение папы с целью повернуть негативную тенденцию вспять, наши собственные прогнозы довольно надежно предсказали, что вследствие небольшой дезорганизации из-за перемены дат меры безопасности на подходах к лагерю значительно ослабнут.

Только этого последнего параметра мы и ждали. И вот мы его получили.

С пересохшим ртом и бешено колотящимся сердцем я смотрел на стоящего в дверном проеме Паскаля, силуэт которого резко вырисовывался на фоне бьющего в спину ослепительного света. Я щурился и пытался перехватить его взгляд. Он тоже смотрел на меня, безуспешно стараясь перевести дыхание. Мы оба несколько секунд помолчали, прежде чем я набрался мужества и наконец крикнул неуверенным голосом:

– Начинаем, предупреди остальных!

Несколькими ловкими движениями, пару раз пустив в ход руки, Танкред вскарабкался на нагромождение камней у края плато, с высоты которого он уже привык наблюдать восходы и закаты альфы Центавра. Очень скоро это место стало его новым персональным укрытием, как старая ива на борту «Святого Михаила». Только на этот раз он делил его с Клориндой. Кстати, она вот-вот должна к нему присоединиться.

Солнце уже почти касалось горизонта, и небо быстро темнело, окрашиваясь в странные пурпурно-изумрудные тона. Несколько тонких облачных струек на огромной высоте ловили последние огни закатывающегося светила. Скоро уже месяц, как люди высадились здесь, а еще не выпало ни одного дождя. Однако по проведенным первой экспедицией наблюдениям было известно, что, когда приходят дожди, сухую почву заливают настоящие потопы, сбегая ручьями в бесчисленные провалы, где питают влагой единственные растительные зоны этой планеты.

Танкред устроился во впадине скалы и погрузился в созерцание панорамы. Температура уже спадала, но плотная полевая форма надежно защищала его от прохлады подступающего вечера. Единственным доносящимся до него звуком было едва различимое гудение установленного чуть ниже вдоль дозорной дороги защитного барьера.

Как и у всех, первым, что отложилось в сознании Танкреда после высадки на Акию, стала гравитация: чуть более слабая, чем на Земле, но немного сильнее, чем на борту «Святого Михаила»; вторым стал свет, слишком резкий с самого восхода и практически невыносимый в середине дня – впрочем, всем было строго рекомендовано носить специальные поляризационные солнечные очки – и имевший розоватый оттенок, который переходил в фиолетовый с наступлением вечера. Танкред машинально поднял голову к звезде желто-оранжевого спектрального класса, каковой была альфа Центавра А, в надежде разглядеть одну из ее спутниц, но, разумеется, не смог ничего увидеть.

А вот воздух оставлял странное ощущение в носу – как будто смесь неопределимых запахов, отдаленно напоминающих дым костра или какие-то грибы. Поначалу это удивляло, но привычка очень быстро взяла свое. Эта смесь с малым содержанием азота вполне подходила для дыхания. Однако в момент, когда впервые распахнулись люки модулей, открыв доступ атмосфере новой планеты, Танкред, как и все, задержал дыхание.

Он подошел к краю плато, чтобы открыть для себя те новые территории, которые они прибыли покорить. Пейзаж заворожил его: засушливый, безводный, с каменистыми равнинами, изрытыми глубокими каньонами, гигантскими скалами, которые неустойчиво утвердились на основаниях из спекшейся от солнца земли за миллионы лет ветровой эрозии, и скудными водяными потоками, спадающими с высоких плато в узкие лощины.

А главное – разломы. Повсюду!

От самых мелких, всего в несколько метров, до огромных, тянущихся на тысячи километров, все куда больше в длину, чем в ширину, и очень глубоких. Их было столько, что иногда возникало ощущение, будто по растрескавшейся от солнца земле разбегаются колонии муравьев. Увиденные из околопланетного пространства разломы делали Акию похожей на гигантский ком спекшейся грязи. Большинство из них были безводными, но в некоторых, наоборот, бурлила жизнь. Дело в том, что днем в них очень ненадолго проникало солнце, туда же стекала вода редких дождей, так что в глубине этих провалов, называемых «лесистыми», иногда таились густые джунгли.

Еще дальше высились горы, вершины которых терялись в туманной атмосфере. Их кажущаяся близость была обманчива: Танкред знал, что на самом деле до них очень далеко и они очень высоки. Некоторые, как он помнил из курса «центаврийской» географии, уходили вверх на двадцать километров.

Его внимание привлек шум внизу. По дозорной дороге шагали два охранника в боевых экзоскелетах. Один из них в знак приветствия махнул ему рукой, Танкред машинально ответил. Поскольку уже темнело, они включили функцию ночного ви́дения. В их полукруглых забралах на уровне обзора угадывались два люминесцентных круга, светящихся в ночи, словно кошачьи глаза. Правда, Танкреду казалось, что это делает людей похожими скорее на волков.

Внезапно он ощутил чье-то присутствие. Быстро обернувшись, он обнаружил прямо над собой Клоринду. Его пульс участился.

– Добрый вечер, – с легкой улыбкой произнесла она своим звонким голосом. – Похоже, мне удалось застать тебя врасплох…

Он, тоже улыбаясь, кивнул.

– Вынужден признать, что не слышал, как ты приблизилась, – ответил он. – Думаю, тебе еще недолго проходить подготовку постмета.

Она легко спрыгнула со скалы, Танкред поднялся, чтобы подхватить ее. Они горячо обнялись.

С тех пор как Танкред порвал отношения с Альбериком, а главное, с того вечера, когда в садах Армиды он открылся Клоринде, к нему наконец-то вернулось душевное равновесие. Он заставлял себя не думать ни о чем, кроме воинского долга, стараясь позабыть все свои сомнения и те проблемы, которые заронил в его душу Альберик. Это оказалось проще, чем он предполагал. Никогда раньше ему не удавалось так действенно усмирять свои крамольные порывы.

А причина была проста: Клоринда.

Молодая женщина постоянно занимала все его мысли, не оставляя места ни для чего другого. Он понимал, что это единственное объяснение, одной его воли не хватило бы, но ему было все равно. Другими словами, впервые в жизни он влюбился.

– Давно меня ждешь? – спросила она, прижимаясь к нему.

Его спину, делясь накопленным за день теплом, приятно грела скала.

– Всего несколько минут. Хотел посмотреть на закат солнца. Кстати, ты пришла как раз вовремя.