Франсуа Баранже - Спаситель мира [litres]

Когда Боэмунд впадал в ярость, казалось, будто он говорит, не разжимая челюстей. Человек с трудом сглотнул, потом опять облизнул губы.

– Я… Поймите меня, господин князь, если я не подчинюсь официальному распоряжению, то… Ну, я как бы между молотом и наковаль…

– Я вас никогда не видел, – сухо оборвал его Боэмунд. – Впрочем, я уже вас не вижу.

Он нарочито развернулся к нему спиной и обратился к дежурному по секции частных кабин, который предусмотрительно держался в сторонке.

– Вы мне сообщили, что на мое имя поступил вызов, не так ли?

Тот кивнул, не осмеливаясь заговорить.

– Возможно, через некоторое время вы получите новые распоряжения на мой счет, однако до сих пор у вас не было времени свериться с терминалом.

Человек снова кивнул.

– А значит, вы вообще не вызывали старшего.

Дежурный бросил на начальника безнадежный взгляд.

– Таким образом, ваш командир не будет рисковать своей жизнью, пытаясь преградить мне доступ в кабину. Это ведь хорошая новость, верно?

Не дожидаясь ответа подчиненного, бледный до синевы начальник молча удалился, почти припустив бегом.

– Проход С, седьмая кабина, – хрипло выдавил наконец дежурный.

Изображение Эда уже сформировалось, когда Боэмунд зашел в кабину. Он быстро устроился в кресле, стоящем в центре круга связи.

– Здравствуй, Эд. Приношу нижайшие извинения за опоздание. Мне пытались помешать переговорить с вами.

– Здравствуйте, Боэмунд. Не беспокойтесь, я уж подумал, что меня заставят прождать здесь несколько часов, а потом дадут знать, что вы не можете выйти на связь.

– На самом деле именно так все и могло обернуться. Ну, дорогой мой, сообщите мне хорошие новости! Ваше обращение к королевскому генеральному контролеру возымело результат?

Кончиками пальцев Эд пригладил бороду. Боэмунду он показался усталым.

– Он его даже не принял.

– Но это незаконно! – воскликнул князь.

– Незаконно? У нас монархия; все, что делает король или его генеральный контролер, неизменно законно.

Боэмунд нахмурился:

– Это тяжелый удар.

– На самом деле рассмотрение ходатайства все равно было бы отложено. Надо сказать, генеральный контролер неплохой человек. Мы когда-то были знакомы и хорошо относились друг к другу. Так что он оказал мне честь, приняв в частном порядке, чтобы сообщить плохую новость. Честно говоря, ему ничего не оставалось, кроме как отклонить мою просьбу.

– И я так думаю, – согласился Боэмунд. – Король не желает рисковать и сталкиваться с Робертом лоб в лоб. Судя по тому, как герцог Нормандский идет в гору, в скором времени он сможет составить военную конкуренцию своему суверену. Крайне опасная ситуация для Филиппа Девятого.

– Именно так. Поэтому, боюсь, мне придется смириться с тем, что я все потеряю. Королю нет никакого смысла поддерживать старого аристократа без денег и армии вроде меня против такого гиганта, как Монтгомери.

Лицо Эда сильно осунулось. Он выглядел изможденным, как никогда.

– Мне так жаль, – пробормотал Боэмунд. – Если бы вдобавок я не был так далеко… Хотите, я свяжусь с управляющим моим имением в Италии? Для меня будет радостью принять вас у себя, если дело обернется плохо.

– Очень великодушно с вашей стороны, дорогой Боэмунд. На данный момент ситуация не настолько серьезна, чтобы я задумался об изгнании. Но кто знает? Не исключено, что в один прекрасный день мне придется на это решиться – по крайней мере, чтобы защитить близких.

– Моя дверь всегда открыта для вас. Только скажите.

Старик с улыбкой кивнул:

– Я знаю, Боэмунд. Спасибо. Но я хотел поговорить с вами по другому поводу. Во время той беседы с генеральным контролером он мне обиняком дал понять, что дезертирство Танкреда вызвало глубокие потрясения в верхних эшелонах крестового похода. Он был крайне уклончив и не сказал ничего конкретного, но, полагаю, хотел намекнуть, что некоторые бароны могут поплатиться за свою умеренную позицию. Кто знает, не готовится ли крупномасштабный заговор, направленный против некоторых из вас?

– По сути дела, – нахмурившись, произнес Боэмунд, – назначение Роберта в качестве Praetor полностью поменяло расстановку сил среди военачальников. Каждый перешел в глухую оборону и не доверяет остальным.

– Меня это не удивляет. Теперь, когда Петр Пустынник пал, никто не чувствует себя в безопасности.

В глазах князя Тарентского промелькнул гнев.

– Разумеется, – согласился он, – но Петр не был сеньором. Он ничего не понимал ни в войне, ни в политике. Он не имел никакой поддержки, а главное, у него не было никакой армии. Свалить барона будет не так просто…

– Не сомневаюсь, дорогой Боэмунд. Не родился еще тот, кто свалит вас. Короче, я так и думал, что вы в курсе этих зловредных происков, но решил, что лучше предупредить вас.

– Спасибо, Эд. Хотя у вас самого сейчас полно забот, вы все же нашли время озаботиться моей судьбой.

Старый воин поднялся со стула и улыбнулся:

– Весьма огорчительно, что еще не придумали тахион-кабину, которая позволила бы обменяться рукопожатием, я с такой признательностью пожал бы вашу.

Прежде чем исчезнуть в дожде световых помех, Эд улыбнулся в ответ.

Разумеется, Боэмунд Тарентский заметил новые подковерные интриги в высших кругах власти и относился к ним с самым пристальным вниманием. Если еще несколько недель назад направленная против сеньора крестового похода подрывная деятельность была немыслима, то сегодня, после падения Петра Пустынника и взятия святилища, соотношение сил и средств значительно переменилось. Война будет выиграна, это всего лишь вопрос времени, и исключительная эффективность, с какой была захвачена столица, служила тому доказательством. А значит, штаб теперь мог себе позволить арестовать некоторых сеньоров и раздробить их контингенты.

Случись нечто подобное на Земле, в худшем случае их войска, никого не спрашивая, просто прекратили бы сражаться и разошлись по домам. Но здесь, на Акии Центавра, об этом не могло быть и речи. Солдаты будут вынуждены остаться и продолжать служить крестовому походу!

От собственной беспомощности Боэмунд впадал в ярость.

Впрочем, не он один. Несколькими днями раньше Годфруа Бульонский украдкой подошел к нему в Генеральном штабе и тихо сказал, что хотел бы тайно переговорить с ним на тему, имеющую жизненно важное значение. Боэмунд кивнул, и мужчины разошлись, чтобы не привлекать к себе внимание, но с тех пор больше не общались. Граф Бульонский знал, что за ним следят, и за Боэмундом тоже.

Они должны быть очень осторожны. Времена политических комбинаций закончились, пришел черед поножовщины.

7 декабря 2205 ОВ

Когда Льето вернулся из разведки, возбуждение, написанное на его физиономии, не оставляло сомнений в том, что он увидел.