Франсуа Баранже - Спаситель мира [litres]

– Вы, чтоб вам провалиться! Ваша чертова организация! Все пошло так быстро и было так хорошо подготовлено, что у меня не осталось никакой возможности забить тревогу… А оказавшись в этих сраных пещерах, я уже вообще ничего не мог поделать. Ни пешком уйти, ни сообщение послать. Я как в ловушке сидел там с вами, крысами паршивыми! Твою мать, да я каждый божий день на стену лез от злости!

– Теперь я понимаю твой фокус с багги. Ты хотел , чтобы тебя засекли, хотя это означало смерть для нас всех.

Игнасио закашлялся.

– Мне больно, Альберик, меня надо лечить, – простонал он.

– И поэтому ты хотел отправиться с нами в столицу. Там ты легко смог бы от нас ускользнуть, и тогда наши пещеры в два счета оказались бы под градом бомб, так?

– Я… у меня был приказ, Альберик. Можешь ты это понять или нет? Да и вообще… вы ведь меня силой впрягли!

– Черт, но ты же бесшипник, как и мы! Что они тебе наобещали, чтобы ты предал своих?

– А ты как думаешь? – внезапно впав в ярость, крикнул Игнасио. – Бабки! Мне всегда было насрать на все ваши высокие идеалы! Все, чего я хотел, – это вернуться на Землю и зажить красиво!

– И плевать, что мы все сдохнем, да? А только что ты даже стрелял в нас и в атамидов, чтобы провалить план Танкреда! Теперь по твоей вине он ранен. Предупреждаю, если он не выкарабкается, ты…

Внезапно Арнут’хар снова взревел, выхватил копье у одного из стражников и со всего размаху вонзил его в грудь Игнасио. Оно пробило того насквозь и ушло в песок на добрых тридцать сантиметров. Механик попытался крикнуть, но не смог издать ни звука. Его здоровая рука вцепилась в древко копья, он открыл рот, стараясь вдохнуть воздух. И без того бледное, его лицо посерело. Потом тело обмякло. Он был мертв.

– Зачем? – закричал Альберик. – Не обязательно было убивать его!

Арнут’хар взглянул на него, как если бы вопрос был абсурдным.

– Ак’ ахнтерак, жуск улик ак. Ук илм ахнтерак анум ук!

– Это война, – мысленно перевел Тан’хем. – А на войне предателей убивают .

Командный пункт Генштаба армии крестоносцев был погружен в полумрак.

Снаружи альфа Центавра В, в этот вечер стоявшая особенно высоко, освещала ночь на равнине Нового Иерусалима, но внутри, поскольку голографический проектор ISM-3n был выключен, зал тактического управления контрольной башни оставался темным. В отсутствие активности на фронте проектор находился в спящем режиме.

Пробило десять вечера. Только на первом этаже еще работали дежурные офицеры, в чьи обязанности входило наблюдение за оккупированными зонами. Сидя за своими пультами в круговом коридоре, они просто следили, не прозвучит ли сигнал тревоги, не зафиксирует ли какой-нибудь датчик аномальной активности в боевой зоне, не заметит ли один из часовых подозрительного движения. Занятие нудное и скучное. В обычное время они, чтобы отвлечься от рутины, разговаривали бы и обменивались шутками. Но сегодня, уставившись в свои экраны и не решаясь лишний раз шевельнуться, они хранили гробовое молчание, чтобы не произвести ни малейшего шума. Причина была проста: все сеньоры крестового похода собрались едва ли в пяти метрах над ними, в командной надстройке.

На верхнем уровне, сидя за большим четырехугольным столом, который обычно использовали для симуляций, держали совет семнадцать сеньоров. В данный момент на столе не было ничего, кроме штабной карты региона, которая снизу подсвечивала лица молочным светом с охряными прожилками. Из-за нехватки места помощники и адъютанты стояли в стороне или пристроились за другими имеющимися в надстройке столами. Здесь собрались все члены Совета крестоносцев, за исключением Петра Пустынника – но Петр больше не являлся членом Совета. Другие присутствующие сеньоры, аристократы рангом пониже, тем не менее предоставили контингенты, достаточные, чтобы войти в высший иерархический круг крестового похода.

Председательствовал в собрании Роберт де Монтгомери.

Часом раньше, когда бароны уже собирались покинуть штаб и разъехаться по своим резиденциям, он внезапно приказал собрать совет. Он предпочел подобный образ действий вместо формального, составленного по всем правилам приглашения, чтобы не дать этим проклятым сеньорам времени подготовиться. Он хотел внушить им неуверенность. Хотел, чтобы никто не забывал, что теперь он новый Praetor peregrini .

И вот сейчас, возвышаясь во главе стола, он наслаждался зрелищем этих надутых аристократов, строго по ранжиру сидящих по обеим сторонам от него. В том числе и его враги. Отныне ни один не осмелится выдержать его взгляд, словно бросая ему вызов, как они имели обыкновение делать раньше. Их так явно раздражала неожиданность этого собрания, что Роберт решил в дальнейшем ввести это в традицию.

В качестве нового претора ему показалось естественным устроиться в торце стола, и никому не хватило дерзости усесться напротив. Однако Роберт со злорадным удовольствием предложил это место своему давнему союзнику Раймунду де Сен-Жилю, чтобы все хорошенько уяснили, каков теперь расклад. Отныне у руля стоят ультра, и все пойдет по-другому!

Как оно часто и бывало, отчеты военачальников затягивались, и герцог де Монтгомери уже даже не старался подавить зевоту. Три недели назад после падения столицы бои временно прекратились, и войска кропотливо укрепляли свои позиции на завоеванных территориях. Этап хоть и необходимый, но никого не вдохновлявший.

Кстати, доклад на эту тему делал маркиз де Вильнёв-Касень, исполнительный командующий армиями крестоносцев. По своей всегдашней привычке он лез из кожи вон.

– Войска теряют терпение! Люди готовы взбунтоваться! У нас элитная армия, а мы ее используем для возведения баррикад и установки мин. Это недопустимая ситуация, господа. Эйфория, охватившая армию крестоносцев после того, как святилище Господа нашего Искупителя было освобождено, закончилась, и солдаты начинают натягивать поводок.

– К чему вы клоните, маркиз? – не выдержал Боэмунд Тарентский.

– Сейчас скажу, господин граф. Мы полагаем, что пора снова отправляться в бой. Мы полагаем, что пробил час генерального наступления!

В очередной раз, даже не отдавая себе отчета, Вильнёв-Касень присвоил себе право говорить от имени всех сеньоров. Он выступал с самодовольством глашатая общего мнения, хотя в своем кругу над ним хором насмехались за всем известную глупость, хотя и побаивались из-за высокопоставленной поддержки. Роберт сам с трудом его выносил, потому что ощущал себя в схожем положении: ровни его презирали. С той единственной разницей, что он-то дураком отнюдь не был.

Роберт дернулся, услышав, как фамильярно Боэмунд Тарентский обратился к шурину его главного союзника. Он собрался было призвать его к порядку, но быстро одумался. Князь Тарентский был не из тех, с кем можно обращаться необдуманно, а момент прямой конфронтации еще не наступил.