Франсуа Баранже - Спаситель мира [litres]

– Да, простите, монсеньор. Я почтительно предлагаю подождать несколько недель, чтобы племена снова объединились. Таким образом мы в значительной степени увеличим эффективность бомбардировок.

Хотя Роберту очень не нравился этот молокосос с его спокойной уверенностью и отсутствием страха перед власть имущими, герцог не мог не оценить разумность его предложения.

– Хорошо, – нехотя кивнул он, – я согласен подождать две недели, но ни дня больше. По истечении этого срока, если вы окажетесь неспособны уничтожить атамидских паразитов, я прикажу нанести массированные энергетические удары с орбиты.

Многие сеньоры не сдержали удивления.

– Но это сделает пораженные зоны непригодными для жизни! – воскликнул один из них, твердо придерживавшийся умеренных взглядов.

– И что вас смущает? – презрительно поинтересовался Роберт де Монтгомери. – Или вы собирались основать там новый феод?

Сеньоры ультра немедленно громко прыснули.

Хищно улыбаясь, Роберт взглянул на своих сторонников.

– Не стоит паниковать, – продолжил он, обращаясь к умеренному. – Места на этой планете хватает. Все получат свою долю, включая вас.

Только сам претор знал: он так торопится начать бомбардировки, потому что надеется, что под них попадет Танкред Тарентский.

16 декабря 2205 ОВ

Давно уже наступила ночь, и холод становился пронизывающим. Но мне не хотелось возвращаться в палатку. Единственным моим желанием было наслаждаться моментом как можно дольше.

После ужина на атамидский манер, то есть очень легкого, я присоединился к Клотильде, которая ждала меня у лагерного костра в обществе Танкреда и Льето, а также нескольких атамидов, среди которых был и Арнут’хар, который, надо сказать, редко посещал ночные посиделки, особенно когда там появлялись люди.

Мы обменялись с товарищами парой слов, но очень быстро разговор сам собой иссяк, и каждый погрузился в свои мысли. Настроение в тот вечер было сумрачным, ни одного мудреца у костра не было, так что и беседовать с присутствовавшими атамидами мы не могли.

«Универсальный мысленный язык» являлся исключительным достоянием мудрецов. Если человека, облекающего мысль в слова, мог понять мудрец, а мудреца, мысленно передающего фразы, могли понять и его собратья-атамиды, и люди, то другие разновидности атамидов оказались совершенно не способны на такой подвиг. Однако я пришел к выводу, что они все же могут таким способом выражать простые мысли или чувства. Пусть им не по силам вести настоящий мысленный диалог, однако иногда им удавалось донести указание или элементарную идею, вроде «приди» или «направо». Тем не менее в большинстве случаев это было совершенно невразумительно. Так что куда уж тут беседовать…

Итак, наша странная маленькая группа молча сидела у костра, просто наслаждаясь мягким теплом, разливающимся по нашим усталым членам, и мерцающими на лицах отсветами пламени. Мало-помалу мрачное настроение сменялось все более умиротворенным. Каждый старался воспользоваться этим островком покоя, затерянным в океане опасностей.

С тех пор как Танкред получил разряд Т-фарад в плечо, прошло уже девять дней. Я сохранил очень отчетливое воспоминание об этой сцене.

Рана была впечатляющая. Ковер, на который упал лейтенант, мгновенно пропитался кровью. К счастью, Льето быстро обернулся с медблоком. Шарнирный манипулятор аппарата автоматически остановил кровотечение и зашил рану. Диагностическая программа блока предписала противовоспалительный курс и несколько дней полного покоя.

Тан’хем опустился рядом с раненым на колени, чтобы внушить ему ободряющие мысли. Поступив по первому побуждению, человек добился доверия и признательности атамидов. По крайней мере некоторых атамидов, потому что, как я понял в последующие дни, были и такие, особенно среди солдат, кто по-прежнему относился к нам настороженно, подозревая, что все было подстроено. Несмотря ни на что, Тан’хем предложил нам побыть в лагере, пока Танкред снова не будет в состоянии передвигаться.

Четверо наших вернулись на временную стоянку, чтобы забрать оттуда оборудование и машины. Вторжение трескучих багги в караван стало предметом любопытства атамидов и смущения людей. Эти шумные и воняющие аппараты, казалось, одним своим присутствием оскорбляли чувства существ, которые жили в такой гармонии с окружающим миром.

Нам предложили устроиться в войлочных палатках, но было понятно, что тогда атамидам придется уступить нам свое место и где-то тесниться. Поэтому мы отклонили их предложение: нас вполне устраивали собственные палатки.

Зато на протяжении следующих недель у нас появился шанс впервые наблюдать изнутри за образом жизни части обитателей Акии Центавра. Некоторые этнологи продали бы родных отца с матерью, чтобы оказаться на нашем месте. Вначале атамиды держались довольно сдержанно, сохраняя дистанцию и избегая, насколько это представлялось возможным, прямых контактов с нами. Потом (я так и не понял, в чем причина этой перемены) они стали выказывать все большее расположение и даже искреннее любопытство. Разумеется, поскольку все общение происходило через мудрецов, которые благодаря своим исключительным мыслительным способностям исполняли роль посредников, диалоги были довольно утомительными. Однако в результате оказалось, что мы интересуем их не меньше, чем они нас.

Таким образом, я не единожды беседовал со многими из них, мы расспрашивали друг друга, и разговор касался таких разных тем, как наши пищевые пристрастия, мифы и верования, социальная организация, а еще музыка и песни. Молодежь и женщины проявляли особый интерес к нашей семейной структуре, так отличающейся от их собственной. Оказывается, атамиды объединяются не в автономные семейные ячейки, состоящие из двух производителей и их потомства, а в социальные группы, связывающие индивидуумов по их склонностям или потребностям, где критерий родовой принадлежности играет второстепенную роль. Так что их «семьи» многочисленны, и в них, например, может быть больше мужчин, чем женщин, больше детей, чем стариков, или же больше крестьян, чем солдат.

Человеку трудно было понять логику, по которой атамидские семьи осуществляют выбор того или иного индивидуума среди остальных, но, похоже, и у атамида не укладывалось в голове, как человеческие существа могут прожить целую жизнь в рамках структуры, основанной на двух субъектах, держащих при себе свое потомство.

Через несколько дней после нашего появления, вопреки той вполне понятной враждебности, которую некоторые атамиды продолжали проявлять к нам, я с удивлением заметил, что стал чувствовать себя здесь комфортно. Мне стало ясно, что существа, наделенные интеллектом, даже когда их разделяют большие отличия в телосложении и культуре, могут легко сосуществовать, – по сути, всего-то и нужно, что добрая воля. Вот эту добрую волю я и старался всячески проявлять, оставаясь внимательным и терпеливым, когда какой-нибудь атамид пытался со мной пообщаться, и никогда не настаивая, если, напротив, чувствовал, что другой не ищет со мной контакта.