Варвара Мадоши - Импровизация в тональности форс-мажор [СИ]

Однажды она застала его сидящим в кают-компании с Абордажем на коленях. Кот мирно спал, а Сашка листал томик Володькиного комикса, пристроив его прямо на черную пушистую спину. Это само по себе говорило о многом — Сашка терпеть не мог истории про Белобрысого. По вполне понятным причинам.

Сандра плюхнулась рядом с ним на диван. Поглядела, как он лениво перелистывает страницы. Потом сказала:

— Знаешь что? А ты не пробовал писать музыку?

— Музыку? — Сашка резко закрыл томик, от чего Абордаж вздрогнул и проснулся. Оба, и кот, и человек, поглядели на Сандру как на сумасшедшую. — Мне? Не-не, это ты пробовала, а я-то…

— Да ладно, некоторые вон умудряются сочинять, даже нотной грамоты не зная! — Сандра решительно отмела его неубедительные возражения. — У тебя наверняка получится…

Абордаж испытывающе посмотрел на нее, как бы пытаясь понять, зачем она несет такую чушь, затем широко зевнул и снова прикрыл глаза, устраиваясь на Сашкиных коленях поудобнее.

— Не сказать, что я ее очень знаю… — пробормотал Сашка, для которого до сих пор проблемой было прочесть нотную запись с листа.

— Ну все равно у тебя здесь уже преимущество.

— Да я и стихов даже в школе не писал!

В этот момент Сашка меньше всего походил на утомленного ответственностью капитана Белобрысова и больше всего — на растерянного подростка. Словно лет пятнадцать скинул.

Вот и ладушки. Его капитанская ипостась Сандре нравилась больше, но носить ее, не снимая — это же рехнуться можно.

— Неправда, я помню твои опусы, — она двинула его локтем в бок.

— Это не стихи, это хрень какая-то! — да какой там подросток, тон как от десятилетки.

— Златовласка, такая самокритичность тебе не свойственна, — на радостях Сандра даже воспользовалась Сашкиным детским прозвищем, которое вспоминала в последнее время все реже и реже. — Говорю, тебе нужно какое-то хобби, чтобы стресс сливать.

— А того, что мы играем вместе, уже мало?

— Видимо, тебе мало.

— Глупости! Мне и так спать почти некогда…

— Может, в порту, но точно не тогда, когда мы идем в стриме на кристаллах.

Перепалка продолжалась еще несколько минут. Естественно, ничем конструктивным не кончилась, но Сандра была уверена: теперь Сашка не сможет избавиться от зароненной ею навязчивой идеи.

Сочинительство — это опасная психическая болезнь. Или паразит, пожирающий такой ресурс головного мозга, как «внимание», тут достаточно на Крестоносца посмотреть, чтобы в этом убедиться! Казалось бы, парень заражен иномирной сущностью, какое уж тут творчество — нет, марает листы, как заведенный, отвлекаясь только на еду и кухонные вахты, благо, от регулярных Сашка его освободил. И, кажется, только счастливее от этого.

Вот и Сашка обо всем забудет, если увлечется. А он увлечется как миленький. Песни писать трудно, Сандре ли не знать!

В нарушение привитых на флоте привычек, Сашка лежал на кровати прямо днем по корабельному времени — и не спал. Просто валял дурака. Ему предстояло стоять (то есть сидеть) ночную вахту, а потому следовало выспаться. Вот только заснуть никак не выходило.

Правда, ночная вахта обещала быть легкой: они двигались по более-менее спокойному Тринадцатому Фиолетовому стриму, переход в более бурный и узкий Стрим Эркхарт предстоял только через три дня. Поэтому Сашка не мог заставить себя с полной самоотдачей использовать известные ему техники засыпания — или вовсе прочитать какое-нибудь заклинание. Да, себя заклинать труднее, но Сашка научился усыплению еще в школе.

Не мог, потому что Санькино предложение занозой сидело в мыслях.

Написать песню… свою собственную песню.

Он сто лет не сочинял стихов, тяжело будет раскачать себя… Мелодия, наверное, придет легче: просто начать напевать стихи, она и сложится. Правда, Сандра как-то объясняла ему, что хорошую музыку так не напишешь, получится простенькая поделка на трех аккордах. Сашка забыл уже, почему. Но не с его музыкальным уровнем претендовать на шедевр.

Главное, написать что-то свое…

Сашка сам не мог понять, почему эта идея так его взволновала. Проблем ему мало, что ли?

Да к тому же — о чем писать?

О чем люди пишут вообще?

Сашка вспомнил такое выражение: «писать кровью сердца». Значит, люди пишут о том, о чем у них болит душа. Что само рвется наружу. По крайней мере, если они хотят именно выговориться, а не просто покрасоваться, интересно сложив слова и ноты.

А о чем сердце болит у Сашки?

О корабле — пусть даже корабль не совсем его, но Сашка его капитан. О девчонках. О Катерине (Сашка мысленно усмехнулся, что не включил ее в «девчонки» отчего-то — все-таки есть между ними водораздел, который никак не получается преодолеть, несмотря на все совместные передряги). О Володьке Крестоносце — причем, к Сашкиному удивлению, это беспокойство стало не просто «должностным», а таким… душевным, как будто Володька ему давний хороший друг или даже родственник. Не брат, конечно, до этого еще далеко (хотя у Сашки никогда не было родного брата,он судил по Саньке), но, скажем, кузен или племянник. Даже о Людоедке, хотя уж вот кто, казалось бы, может сам о себе позаботиться! Но это только кажется, ей тоже нужна поддержка…

Однако все это никак не тянуло на сердечную боль.

Сердечная боль носила другое имя.

Лежа на кровати Княгини в каюте, которая принадлежала ей, Сашка думал о том, что найдут они ее или не найдут — у них двоих ничего не получится. Не потому даже, что она старше или вампирша (считается, что союзы меншей и вампиров бывают крепкими, только если менш — женщина, а вампир — мужчина, не наоборот). Нет, просто Княгиня не доверяет ему. Даже и не подумала посвятить в свой план, попросить помощи… или подумала, черт ее знает, но все равно не посвятила.

Иногда люди поступают так, когда хотят защитить возлюбленного от какой-то опасности. Может быть, Княгиня промолчала и исчезла именно по этой причине.

Если так — достаточно ли ее добрых намерений, чтобы восстановить хрупкую связь между ними, не имеющую ничего общего с магией крови? Захочет ли Княгиня ее восстанавливать?

А захочет ли сам Сашка?

Почему он даже в мыслях называет ее «Княгиня», а не как-то иначе?

— Марина… — проговорил Сашка, глядя в потолок.

Имя показалось чужим на языке.

Полет до Роовли-Кообас проходил примерно так же, как отрезок пути до Порт-Суглата — в тренировках и нервном напряжении. По крайней мере, Сандре и того, и другого хватало.

Она занималась кристаллами (в одиночку, потому что мысль нанять ей помощника была за всеми треволнениями благополучно забыта), училась драться в освобожденном трюме, дежурила по камбузу и в редкое свободное время музицировала — в основном, с Белкой и Катериной, потому что с Сашкой они как-то фатально не совпадали по времени.