Франсис Карсак - Робинзоны космоса [сборник litres]

Раненый икнул, голова его дернулась, опала, и он умер.

– Крэйг, перенесите тело в лагерь. Машину можете оставить. Остальные – со мной, посмотрим, что там и как…

Они проследовали, только в обратном направлении, той же дорогой, что и угодивший в кусты вездеход. «Ну все! – думал Мишо, в отчаянии кусая губы. – Война! И чего только они туда потащились? „На нас напали“, – сказал он. Неужели другие разыгрывали комедию, изображая из себя пацифистов, чтобы втереться к нам в доверие и затем перебить? Но к чему тогда эта нелепая и трагическая стычка? Ведь они должны понимать, что после такого мы будем как никогда бдительны? Но Илия?..»

Резко ударив по тормозам, он потянулся за передатчиком.

– Бэ-икс-три вызывает Эф-цэ-четыре. Бэ-икс-три вызывает Эф-цэ-четыре. Чрезвычайная ситуация. Чрезвычайная ситуация. Говорит Мишо. Вызываю «Искрометный». Вызываю «Искрометный». Красный уровень тревоги! Повторяю: красный уровень тревоги! Абдул, Херманн и Кемп убиты другими . – (Как-то само пришло старое обозначение, от которого они давно отказались в пользу «элалухини».) – Направляюсь на место происшествия для выяснения обстоятельств случившегося.

– Говорит Оливарес. Что происходит, Мишо? Не теряйте хладнокровия. У нас пока нет ни единого доказательства их враждебного отношения к нам. Элалухинский звездолет ведет себя как обычно. Это явно какая-то ошибка. Не вступайте в прямой контакт. Высылаю вам для поддержки челнок номер два. Свяжитесь со мной, как только что-нибудь узнаете.

Они неслись среди высокой травы, с легким шелестом ложившейся под колеса планетохода, и через несколько минут были на месте стычки.

От Херманна не осталось ничего, или почти ничего: буквально освежеванное тело, без головы, в руке по-прежнему зажата ракетница. Еще меньше осталось от двух элалухини, в которых, должно быть, он стрелял практически в упор. Третий чужеземец лежал на спине, из широкой раны на шее вытекла целая лужа красной – гуманоидной – крови. Четвертый труп они обнаружили чуть дальше, в траве: в руке – некое странное оружие, половина лица отсутствует, из живота торчит длинный, уставного образца нож. Съежившееся, уже остывшее тело Кемпа лежало рядом.

– Трое наших, четверо элалухини! Итого – семь трупов! Выживших не обнаружено… Ладно, возвращаемся.

– Наших забирать будем, командир? – спросил Каррер.

– Нет. Если это трагическая ошибка, лучше оставить все как есть для совместного расследования. Если это война, что ж… В лагерь, и поднажми!

– Капитан просил вас срочно позвонить ему, командир, – сказал тот, кого он оставлял за связиста.

– Алло, Мишо? Мы только что получили сообщение от элалухини. Они требуют, чтобы вы немедленно связались с их передовой базой. Так и сделайте, но по открытому каналу, чтобы разговор мог слышать и я. Говорите на космическом!

– Вас понял!

На экране возникло бледное и печальное лицо Илии. Позади девушки, скрестив руки на груди, стоял ее брат Эхихо: в глазах – ледяной огонь, губы плотно сжаты.

– Жан, как ваши люди могли напасть на наших? Вы же знаете, мы пришли с миром! И вдруг – такая жестокость! Наши люди буквально разорваны на части!

– Вы еще моих не видели! Из ваших никто, случайно, не выжил? Любопытно было бы услышать их историю! У нас – одни трупы!

– Значит, никто не узнает, что там случилось на самом деле. Но могу вас заверить, что все наши получили категорические указания: в случае нечаянной встречи вести себя сдержанно, но дружески.

– У наших был такой же, не менее категорический приказ. Но тогда…

– Тогда, похоже, мы чего-то не понимаем!

– Как и мы. Что вы предлагаете?

Эхихо выступил вперед:

– Пока мы не узнаем, в чем там было дело, думаю, стоит придерживаться прежних планов. Завтра не ждите нас у себя. Но быть может, вы готовы встретиться со мной один на один, где-нибудь на полпути? До наступления сумерек остается еще примерно два ваших часа.

– Хорошо. Но, как вы понимаете, я должен принять меры предосторожности. Оружия у меня с собой не будет – ни видимого, ни скрытого. Предлагаю вам тоже его не брать, и давайте наденем минимум одежды. Вездеходы оставим, каждый на своей стороне, метрах в ста от места встречи. Думаю, вполне подойдет полоса голой земли, примерно на полпути между нашими лагерями, у озера.

– Согласен. Пойду готовиться.

Он исчез с экрана.

– Жан, уверяю вас: должно быть, произошло ужасное недоразумение! Мы не желаем войны!

– Мы – тем более. Илия… – Голос его смягчился. – Обещаю, мы сделаем все возможное, чтобы прояснить это досадное недоразумение. До встречи…

Он едва не добавил «дорогая».

Мишо заглушил мотор и спрыгнул на землю. Впереди простиралась бесплодная земля, метрах в четырехстах остановился небольшой вездеход Эхихо.

Он медленно двинулся навстречу чужеземцу. Вечерний бриз приятно освежал голые ноги и торс. Издали элалухини выглядел лишь силуэтом, но силуэтом грациозным и гибким. На нем тоже почти не было одежды, и, сократив дистанцию, Мишо увидел, что Эхихо, гораздо менее высокий и массивный, чем он сам, обладал мускулатурой, которой бы позавидовали многие атлеты. Они были уже метрах в тридцати друг от друга, когда – практически одновременно – вдруг запнулись и остановились. Мишо, к своему удивлению, почувствовал, что его волосы встали дыбом.

«Да ведь это же просто абсурд! Передо мной – Эхихо, с которым я сотню раз говорил по телевизионной связи и который, во многих отношениях, мне гораздо более близок, чем десятки моих товарищей. Это брат Илии…»

Но оставшееся расстояние Мишо преодолел, уже ощущая некое странное отвращение, и с ужасом осознал, что его походка изменилась и теперь напоминала походку настороженного животного, палеолитического охотника. Вопреки его воле мышцы напряглись, глаза стали подвижными, как у какого-нибудь хищника. Мишо и Эхихо оказались лицом к лицу.

Он успел лишь мельком заметить кривую ухмылку на губах Эхихо, затем его накрыла волна ненависти, в тот самый момент, когда лицо другого перекосила страшная боевая гримаса. Разжав кулаки и выбросив вперед руки, Мишо ринулся на чужеземца, желая лишь одного – душить.

Даже не сошедший с места элалухини встретил его ударом в грудь, настолько сильным, что Мишо вскрикнул от удивления и боли – но уже в следующую секунду нанес ответный удар. Кулак с приглушенным звуком впечатался в плоть, и он ощутил необъяснимо-жестокую радость. Все в другом было теперь ему отвратительно: цвет кожи, голос, тяжелые вздохи, доходившие до него между ударами, запах теплого и живого мяса. Лишь одна мысль владела им, одно желание – убить, разорвать, раздавить, убить, убить, убить!

И пока он так бился, инстинктивно настроенный на разрушение, в мозгу, подобный беспомощному зрителю, оставался проблеск сознания, твердивший, что он пытается уничтожить Эхихо, своего друга Эхихо, брата Илии, Эхихо, на встречу с которым явился, чтобы уладить трагическое недоразумение.