Алексей Ракитин - Дорога на Даннемору (СИ)

Счас! не тут-то было. Та сволочь, что цинично отправила меня сюда, ничего интересного в кресле не спрятала. Я понял, что последние часы жизни мне придётся скоротать без эффектного аудиовизуального сопровождения.

Оставив кресло в покое, я вновь вышел из поднятого при посадке облака пыли и вскарабкавшись на какой-то вал — это оказался край довольно внушительного цирка метеоритного происхождения — присел на самом его гребне.

Сидел я высоко, глядел далеко, да только ничего интересного не видел. Где-то над головою висела незнакомая звезда, так сказать, местное светило. Мы посмотрели друг на друга. Я бы даже сказал — обменялись красноречивыми взглядами.

Это был громадный, тусклый и довольно холодный красный гигант. Хотелось бы, конечно, посмотреть на его спектр. Я прищурил глаза… м-да, ресницы, конечно, не дифракционная решётка, свет звезды они разложить в спектр не смогут. А вот если сделать ресницы потоньше… гораздо тоньше… то преломляемый свет будет попадать на дно глазного яблока уже разложенным в спектр.

Тут я всерьез задумался. Мысль показалась мне чрезвычайно актуальной. Итак, если у человека в результате генетической модификации появится второй набор ресниц… с особыми свойствами, скажем так… возможно, втягивающимися в веки… так вот, если такие ресницы появятся, человек сможет определять спектральный класс звезды не прибегая к использованию астрономических инструментов. Прищурился, посмотрел на звезду и сказал: «Сдаётся мне, дорогие товарищи астрономы, что это звезда класса Эф-Семь. Я вижу в её спектрограмме интенсивные линии ионизированного кальция и полосу «жэ», ни дать ни взять — это ионизированный титан. Скажите мне, что я неправ, и плюну вам в рожу!» О как!

Это ж какое ноу-хау я придумал! Настоящее открытие… пусть и прикладного характера. Изучение и овладение этим навыком непременно надлежит включить в курс обязательного изучения в рамках программы монастырской школы тюремного типа с углублённой подготовкой к подрывной деятельности. Да, именно так!

Я некоторое время рассматривал далёкую звезду. Температуру её фотосферы определить на глаз невозможно: там может быть как менее трёх тысяч градусов по Кельвину, так и более четырёх. Впрочем, и то, и другое — весьма небольшие температуры для звёзды, ясно, что светило это древнее, остывающее, возможно даже, это «углеродная звезда» или «циановая». Таковых во Вселенной сравнительно немного, примерно одна на целую тысячу других светил. Так что можно сказать, я везунчик, мне придётся умереть под светом редкой звезды!

Поднявшись в полный рост, я с чувством прочёл «Отче наш» и обратился к Господу Богу. Что-то такое поднялось в душе и я понял, что мне есть что сказать в эту торжественную и горькую минуту. И сказал я следующее: «Господи Боже наш, Иисусе Христе! Я — православный человек, раб Твой — собираюсь скоро умереть и, наверное, умру. Я жил плохо, много грешил, в особенности потому, что жил долго… Хотя, конечно, и не так долго, как хотелось бы. Ты знаешь, Господи, я был плохим сыном, а мужем и отцом так вовсе и не стал. Наверное, таков был Твой, Господи, Промысл на мой счёт. К причастию подходил последний раз год назад и даже более того. В том грешен и в том теперь искренне раскаиваюсь. Хотя в оправдание своё, могу сказать, что за этот год я побывал в тюрьме, сумасшедшем доме, в далёком прошлом и… много ещё где. Впрочем, Господи, Ты всё это обо мне знаешь. Молился я Тебе каждый день и всегда искренно, о чём Ты, Господи, ведаешь и без моих слов. Разного рода сволочи и гады — всякие там атеисты, рэпперы и масоны — пытались убедить меня в том, будто Тебя, Господи, не существует. Но ни на минуту в своей жизни я не усомнился в том, что Ты реален более, чем я, Ты обнимаешь собою весь мир и без попущения Твоего не происходит в сем мире ничего. Господи! если у Тебя всё ещё есть на мой счёт какой-то план… если я, Пафнутий Чемодуров, нужен Тебе хоть для чего-то… дай мне знак! Иначе я открою шлем своего скафандра и покончу на этом счёты с непомерно затянувшейся жизнью!»

А что, недурственная вышла эпитафия! Конечно, далеко не монолог Гамлета, так ведь и сам я далеко не Гамлет.

Я постоял секунду-две-три, дожидаясь ответа Господа Бога на мои слова. И когда над близким горизонтом вдруг появилась светлая полоска, я даже не очень-то и удивился. В конце-концов, я ведь попросил дать мне знак.

Признаюсь, в первую минуту я решил было, что это посадочные огни какого-то громадного звездолёта. Тут я, конечно, ошибся. Это оказался никакой не звездолёт. Свет принадлежал диску громадной, очень близкой песчано-жёлтой планеты, быстро поднимавшейся над горизонтом.

Восход занял всего восемь минут. Большие угловые размеры появившейся планеты и скорость движения по небосводу свидетельствовали о её близости к планетоиду. Последний оказался её естественным спутником.

Но не этот вывод явился для меня главным открытием. Сюрприз крылся в другом: я узнал планету, взошедшую над горизонтом. Это оказался хорошо знакомый мне Зухрияр; сквозь его прозрачную атмосферу я мог прекрасно видеть очертания большого экваториального континента Кааба, названного в честь знаменитой мусульманской святыни. Ошибиться было невозможно: уж больно узнаваем оказался его самый южный полуостров, имевший название Саладин и лишь чуть-чуть не достигавший южного полярного континента. На тёмной стороне Зухрияра я без труда мог различить огни Дамаска — громадного мегаполиса, являвшегося столицей планеты.

Я бывал на Зухрияре очень часто, поскольку местное планетарное правительство являлось последовательным противником Земной Цивилизационной Лиги и активно торговало с Донской Степью. Никогда Зухрияр не был нашим союзником — поскольку у «донских казаков» вообще не бывает союзников — но во все времена наши отношения с местной властью носили печать взаимной лояльности.

Важность сделанного мною открытия переоценить было невозможно. Зухрияр имел одиннадцать лун, делившиеся на два пояса: внешний и внутренний. Я не сомневался, что судьба — или щелчок перста Божьего, уж даже и не знаю! — забросила меня на один из внутренних спутников. Все они имели весьма сочные названия, рождавшие невольные исторические ассоциации: Хамас, аз-Заркави, Аль-Кайда и, кажется, Хезболла. Но помимо примечательных названий все эти небесные тела имели и кое-что поинтереснее. А именно: на своей поверхности они несли базы метеорной защиты. Система звезды Мекка, вокруг которой обращался Зухрияр, могла по праву считаться одной из самых опасных в метеорном отношении среди всех звёздных систем, заселённых человечеством. А служба метеорной защиты, созданная властями Зухрияра, с полным основанием могла претендовать на звание лучшей среди всех организаций подобного профиля.