Алексей Ракитин - Дорога на Даннемору (СИ)

— Послушайте, господин Чемодан… в смысле Несессер, — продолжила меж тем Ола. — Мы внимательно изучили сводную отчётность «Ауфидерзее-Гибхельгероде-Айхенау-банке» и прекрасно осведомлены о том, что в прошлом году чистая ваша прибыль не вышла за пределы двенадцати миллионов УРОДов. Те триста миллионов, что господин Кацик-Боцик Рейсфедер великодушно соглашается заплатить вам — это прямо-таки подарок неба! Вам бы четверть века понадобилась на то, чтобы заработать такие деньги и ещё не факт, что это бы вас удалось.

Тут в разговор вмешалась та самая женщина, что сопровождала нас в кабинет. До того она молчала, но теперь что-то побудило её встать на защиту своего бестолкового шефа.

— На решение вопроса о купле-купле-продажеи назначении цены могут влиять не только соображения доходности бизнеса, но и иные предпосылки: престижность, значимость брэнда, личные предпочтения, наконец. Если бизнес приносит доход в двенадцать миллионов — это вовсе не означает, что он не может стоить намного больше, скажем, четыреста, и даже пятьсот миллионов…

— Чего-чего? — Ола, по-моему, начала гневаться.

— А-а-а! — заорал я и, включив скорость, таранил инвалидной коляской ближайшую ко мне стену (что вы хотите, это начал действовать пентофталевый коньяк!). Окружающие, по-моему, вздрогнули, во всяком случае, хозяин банка и его говорливая подруга точно. Коляска, ударившись о стену, отскочила немного назад и я тут же плюнул на порфировый мрамор. Я всегда знал, что искусственной слюной можно здорово плеваться! И разумеется, поспешил воспользоваться этим замечательным свойством.

Поплевывая по сторонам, рыча от удовольствия, я принялся кататься по громадному кабинету, ударяясь креслом во всё, что попадалось на моём пути и развлекая таким образом себя сообразно богатству воображения. Наташа мчалась за мною, но настичь не успевала. Ола, понаблюдав немного за моими манёврами, философски изрекла:

— Господин Кацик-Боцик, видимо, опять нагадил в штаны. Ну, чисто собака! Надо бы переменить ему памперс, слышишь, Саррочка?

Я же, объехав вокруг громадного стола из полиморфного антрацита, за которым восседал хозяин банка, остановил кресло подле него и негромко сказал, внимательно заглянув ему в глаза:

— Слышь ты, гроссбух, надо бы подписать договорчик…

То, что я неожиданно заговорил нормальным человеческим языком потрясло банкира даже больше, чем все мои предшествующие выходки. Он немо вытаращился на меня, явно не зная, что ответить, а я тем временем извлёк из-под своего сиденья молоток и добрый гвоздь-пятидюймовку. Господин Несессер инстинктивно отклонился от меня в своём кресле, явно ожидая, что сейчас этот гвоздь будет заколочен в его голову. Но наш план на самом деле был не настолько топорен. В конце-концов, настоящий казак не столько бандит, сколько актёр.

Приставив остриё гвоздя к левой ладони и охватив сам гвоздь пальцами, я ещё раз сказал банкиру строго:

— Либо соглашайся, либо одно из двух!

— Что «одно из двух»? — не понял Несессер.

И тут я ударил молотком. Нет, не его лысую голову, а шляпку гвоздя, приставленного к ладони. Затем ударил ещё. Кровь брызнула из пробитой насквозь плоти прямо на лацканы заспиранки, в которую был облачён банкир. Секунду или две он смотрел на стальной кончик гвоздя, выдавленный из моей руки сквозь кожу, затем глаза его сделались безумно-отсутствующими, как у засыпающей селёдки. Господин Несессер застонал и стал падать из кресла; он непременно свалился бы на пол, но его поддержала Ола, очень своевременно подскочившая с другого бока. Однако, через секунду на пол звучно брякнулась мадам Кристина, видимо, её утончённая нервная система не вынесла тяжкого испытания пробиванием человеческой плоти гвоздём.

Жаль, что она так отреагировала. Не самое страшное, кстати, испытание!

— Господин Несессер, — тихо прошептала Ола, склонясь к самому уху банкира. — Вы видите, как взволнован господин Рейсфедер? Подумайте вот о чём: если он пробил собственную руку гвоздём, то что он сделает через минуту с вашей головой?

— Я… мне… у меня… мне надо в туалетную комнату, — выдавил, наконец, из себя ответственный переговорщик, но Ола остановила его, вцепившись стальными пальцами в плечо:

— Не беспокойтесь из-за таких пустяков! У нас есть памперс для конфликтных переговоров, можете им воспользоваться. Сарра, подай памперс господину банкиру! Он согласен даже взять использованный, можешь вытащить из штанов господина Рейсфедера….

Не прошло и минуты, как трепетавший и непрерывно потевший господин Несессер подписал все бумаги, что ему подсунула Ола. Я даже не стал останавливать кровь и перевязывать рану, боясь спугнуть удачу. Ни о каких сколь-нибудь внятных возражениях со стороны представителей банка не могло быть и речи: возражать просто-напросто было некому.

После того, как с формальностями мы успешно покончили, Ола, наконец, обеспокоилась судьбой мадам Кристины. Она пошевелила бесчувственное тело острым лакированным носком своего углеводородного ботинка и заверила нас:

— Жить будет. И даже половой жизнью.

— Вы — психи, — вяло промямлил банкир банкир. — Вы — сумасшедшие! У вас просто нет головы.

— Это точно. — согласился я. — Но не вы первый это заметили. Мы, кстати, даже не отбрасываем тень.

Позвонив ребятам, сторожившим контейнер с деньгами во чреве «гробомобиля» в подземном паркинге, я подал условный сигнал: «Сарынь на кичу!» Через минуту, грохоча огнеупорными ботинками по полу, под мелодичный рык двигателя контейнера с деньгами, они вошли в кабинет, радуя глаз разнокалиберными стволами и защитным снаряжением. Всё-таки хороши наши казаки, что б там не говорили разные негодяи из Земной Цивилизационной Лиги!

Надо сказать, что господин Несессер после того, как ему отслюнявили триста миллионов УРОДов, как будто бы даже повеселел. Уже через десять минут он попросил начальников всех служб и отделов собраться у него в кабинете, дабы представить им новое руководство банка. И им пришлось это сделать, куда б они делись с последнего этажа?

К тому моменту, когда дюжина человек в официальных костюмах и чёрных засперанках выстроилась вдоль порфировой стены, Наташенька ласково заклеила мою ладонь кусочком искусственной кожи и, чтобы составить мне компанию, даже выпила со мною рюмку пентофталевого коньяка. Я покинул своё кресло-каталку и устроился на месте главного командира; Натс села рядом, заглядывая мне в глаза и трепетно поглаживая травмированную руку. Каждую минуту она интересовалась, не болит ли рана в ладони и, похоже, совсем не верила моим заверениям, что со мною всё в порядке. Со мной на самом деле всё обстояло как нельзя лучше и я даже стал раздумывать над тем, не понаделать ли мне ещё где-нибудь дырок, дабы затем предложить Наташеньке их погладить?