Мюррей Лейнстер - Безумная планета

Соплеменники поглядели на него с сомнением. Затем они попробовали грибы, целиком засовывая их в рот вместе со шляпками. С удивлением они признали, что это миниатюрные копии знакомых им грибов: абсолютно такой же вкус, только они не грубые, волокнистые или жесткие, как гиганты в низменности. Они просто таяли во рту. Люди поняли, что в этих местах их ждет великолепная жизнь! И действительно, Барл совершил потрясающий поступок!

Когда старший из детей Кори нашел ползущего по листу жука, все узнали в нем такого же жука, как в низменности, но тот ростом превосходил человека. и от него приходилось убегать. А этот был меньше дюйма в длину и совершенно не страшным. Люди пришли в восторг. С этого момента они пошли бы за Барлом куда угодно в счастливом убеждении, что он приносит им только добро.

Затем, в районе полудня, люди совершили открытие, еще более важное, чем знакомая еда непривычных размеров. Они продирались сквозь заросли кустарника с большими шипами — прежде им никогда не встречались растения с шипами, поэтому люди шли напролом. Позже они узнают, что блестящие темные ягоды на этих кустах являются ежевикой, великолепной на вкус, но при первой встрече они опасались пробовать ягоды, к тому же шипы исцарапали всех до крови. Посреди этого ягодника они услышали вдалеке какой-то шум.

Шум состоял из отдельных звуков различной тональности. Некоторые из них раздавались громко и отрывисто, другие тише и более протяжно. Людям они оказались незнакомы. Может, так кричали тут люди, но эти звуки — явно не крики боли. На язык они тоже непохожи. Скорее всего, они просто выражали волнение. В них не слышалось ноток ужаса. Барлу и его людям, привыкшим жить среди насекомых, было незнакомо иное волнение, кроме безумной ярости. И они представить себе не могли, что это за шум.

Но в этих звуках Барлу почудилось что-то сродни повизгиваниям и завываниям прошлой ночи. Он почувствовал, что его тянет к этим звукам. Ему они нравились. Значит, понравятся и те, кто их издает.

Он смело пошел на шум. Пройдя около мили, люди вышли из зарослей травы, доходящей до груди. Сайя шла сразу за Барлом, остальные тянулись следом. Тама горько жаловалась, что не нужно идти на эти звуки, что они могут означать только опасность. Люди обогнули скалы, возвышавшиеся над маленьким, поросшим травой амфитеатром. Шум доносился из его центра.

Целая стая собак нападала на что-то, что Барл не мог пока разглядеть. Это были настоящие собаки. Они лаяли, скулили, рычали и тявкали на десятки различных голосов. Им явно все это нравилось — в отличие от того, на кого они нападали.

Затем одна из собак заметила людей. Она замерла и резко взлаяла. Остальные повернулись и тоже увидели вышедших на чистое место людей. Лай резко умолк.

Наступила тишина. Люди увидели существ с четырьмя конечностями. Прежде они никогда не видели никого, меньше, чем с шестью конечностями, кроме самих себя. У пауков имелось восемь конечностей. У собак не наблюдалось ни мандибул, ни надкрылий. Они не вели себя, как насекомые. Все это было неслыханно!

Собаки тоже глядели на людей, которых никогда не видели прежде. И, что более важно, они чувствовали запах людей. А различие между запахом человека и запахом насекомого слишком огромно. И через сотни поколений собаки не перестанут пахнуть собаками, как и другие теплокровные, поэтому собаки отнеслись к людям безо всякого подозрения, но с зачарованным любопытством. Запах не походил ни на один из известных, но, несмотря на это, в нем ощущалось что-то знакомое и успокаивающее.

Собаки глядели на людей, склонив головы на бок и изумленно пофыркивая — возможно, из-за этого изумления они не отнеслись к людям враждебно. Потом одна из собак растерянно заскулила.

ВСЕ СЛОЖИЛОСЬ ДОСТАТОЧНО странно из-за топографии. Плато, находившееся выше облаков, круто спускалось в долину, откуда людей изгнал гигантский тарантул со своим выводком. Но крутым был только восточный склон, а на западе плато прорезал каньон, деливший его почти пополам. Милях в двадцати от того места, где племя Барла прорвалось сквозь облака к свету, начинался более пологий подъем. На нем почти до самых облаков росли леса грибов. И по нему даже на самое плато заходили гигантские насекомые.

Вот только жить над облаками такие монстры не могли. Там не хватало еды, чтобы утолить их ненасытные утробы. А по ночам слишком холодало, чтобы они могли сохранять активность. Но все же разные твари лезли вверх из своих обычных мест обитания, и некоторые достигали освещаемых солнцем полян. Часть из них вскоре возвращалась обратно в леса грибов. Те же, кто не успел или не захотел вернуться, в первую же ночь под звездами замерзали и становились вялыми. На второй день они уже с трудом двигались — если вообще могли. Вторую ночь из свирепых и смертельно опасных хищников низин не переживал никто.

Благодаря этому на плато выжили собаки. Конечно же, они являлись потомками собак с разбитого космического корабля «Икар», чей экипаж и пассажиры попали на забытую планету сорок с лишним человеческих поколений назад. Ныне люди уже совершенно забыли о корабле, а у собак, разумеется, не сложилось своей цивилизации. Но именно потому, что собаки не обладали таким разумом, как люди, у них лучше работали инстинкты. Возможно, первые поколения людей в первые столетия специально разводили собак, надеясь, что те помогут им выжить. Но на территории низменности цивилизованность сохранить не удалось. Люди одичали и влачили жалкое существование, как скрытые паразиты среди чудовищ. Собаки же не смогли жить там, где обосновались люди, и поэтому ушли от них. А может, просто пережили своих хозяев. Или потерялись, или люди выгнали их. Как бы там ни было, собаки переселились на плато. И там они выжили, потому что гигантские насекомые не могли прижиться в среде, подходящей собакам и людям.

Однако активно увеличивать свою численность на плато не могли даже собаки, к тому же, имелась причина, заставлявшая развиваться их ум. Она заключалась в ограниченных запасах пищи. Когда собак становилось слишком много, они, ради добычи еды, большими стаями нападали на гигантских насекомых, пробравшихся на плато, раньше, чем холод делал тех менее опасными. Поэтому много собак погибло. Осталось лишь ограниченное количество, соответствующее запасам пищи. При этом выживали лишь самые умные, те, что не бросались опрометчиво в бой. И, в то же время, слишком робкие оставались без еды.

Короче говоря, собаки, которые глядели теперь на людей живыми, полными любопытства глазами, были очень умными собаками. Ум им требовался, чтобы выжить. Они ни на кого не нападали, очертя голову, но при этом знали, что насекомых вполне можно одолеть — если подходить к этому с умом — даже пауков, изредка поднимающихся на плато с низменности. Поэтому собаки глядели на людей с таким же любопытством, с каким люди смотрели на собак.