Питер Уоттс - Революция в стоп-кадрах [сборник litres]

МИН снова замерцал, померк, опять ожил. Мы с трудом направились туда, куда дул воображаемый ветер. И чем дальше мы заходили, тем сильнее сгибались деревья; нижняя часть стволов становилась толще, широко раздаваясь по земле; растения укреплялись, сражаясь с силами, которые тянули одновременно во множестве направлений. Поляна прошла над каналом Хиггса, идущим между ядром с нашей сингулярностью и пастью, где появлялась червоточина. Между ними все векторы сходили с ума. Низ, например, вроде находился в стороне ядра, но и чуть впереди тоже; его вектор зависел от того, насколько быстро «Эри» падала сквозь космос в конкретный момент. Перекрученные деревья, да страдающие внутренние уши Кая – вот наша плата за инерционный двигатель.

Наконец МИН отключился и не ожил: пал жертвой уничтожающего любой сигнал камня и биоэлектрической статики, а еще проводки двигателя, в которой таилось столько энергии, что она явно сама чего-то излучала. Мертвый эфир был залогом нашей приватности. Пока мы слепы, мы одиноки.

– И какого черта ты натворила, Ли?

Поначалу она не ответила. Вообще не сказала ни слова.

Но потом:

– Ты же книги читаешь, да?

– Естественно. Иногда.

– Ты подключаешься. Путешествуешь. Смотришь проды.

– Ты к чему ведешь-то?

– Ты видела то, как жили люди. Дети играли с котиками, подростки взламывали учителей или летали на водных парашютах, празднуя дни рождения.

– И?

– Так вот, Сандей, ты не просто смотришь на это. Ты этим кормишься. На них ты строишь свою жизнь. Наши речевые особенности, словесные обороты – да, блядь, даже наши ругательства – все взято из культуры, которая исчезла несколько петасекунд назад. – Она перевела дух. – Мы слишком долго тут болтаемся…

Я закатила глаза:

– Слушай, ну завязывай ты уже с этой древней фишкой про бессмертие. Да, мы в полете уже шестьдесят миллионов лет…

– Шестьдесят пять.

– …но это не отменяет один простой факт: ты лично провела в сознании лет десять. Ну двадцать максимум.

– Я к тому, что мы живем жизнью мертвецов. У нас своей нет. Мы сами никогда не ходили в походы, не ныряли с аквалангом или…

– Конечно, и ходили, и ныряли. Мы все можем сделать. В любое время. Ты же сама недавно об этом говорила.

– Нас обманули. Мы просыпаемся, строим их ебаные врата, а потом перерабатываем их жизни, так как нам собственной не дали.

Мне бы пожалеть ее. А я к своему удивлению разозлилась.

– Слушай, ты хоть помнишь, в каком состоянии была Земля, когда мы отправились в путь? Я бы не променяла нашу жизнь на столетия в этой грязной помойной яме, даже если бы сам Господь Бог вышел из врат и предложил мне билет обратно. Мне моя жизнь нравится.

– Она тебе нравится, потому что тебя такой сделали. Потому что ни один нормальный человек никогда бы не подписался на путешествие в одну сторону до самого конца времен, еще и в мертвой скале, и потому они сделали специальную модель, такую маленькую, перекореженную – как растения, которые они выращивали. В Японии или где-то там еще. Они создали нечто настолько чахлое, что оно просто не может представить себе жизнь за пределами клетки.

«Бонсай» – я вспомнила нужное слово, но решила не подыгрывать Лиан.

– Тебе тут тоже нравилось, – вместо этого заметила я. «Пока ты не сломалась».

– Да, – она кивнула, и даже во мраке я почувствовала ее грустную улыбку. – Но я стала лучше.

– Лиан, что ты делала в служебном туннеле?

Она вздохнула:

– Приращивала шунт к одной из сенсорных магистралей Шимпа.

– Это я видела. Но зачем?

– Да ничего такого ужасного. Я просто хотела… вкинуть немного шума в канал.

– Шума.

– Статики. Чтобы снизить четкость сигнала.

Я раскинула руки: «И?»

– Я хотела, чтобы у нас появилось чуть больше контроля, понятно? Ради всех нас!

– Каким образом ты, поставив под угрозу Шимпа…

«Ооооооооо»

– Ты хотела повысить порог неопределенности, – пробормотала я.

– Именно.

«Эриофору» отправили в плавание с мясом на борту только из-за того, что иногда Шимп не мог провести сборку сам, иногда только интуиция органического человека могла провести его через неизвестные переменные и режимы ожидания. И чем ненадежнее были данные, тем больше Шимп сомневался, что вытянет все в одиночку. Лиан пыталась подкрутить алгоритмы в сторону человеческого участия.

В принципе, хак довольно умный. На практике же…

– Ли. Даже если бы ты нашла какой-то способ все скрыть, а Шимп не вытащил твои палки из колес, пока мы все в заморозке, ты вообще представляешь, сколько кабелей надо взломать, прежде чем твои манипуляции начнут хотя бы как-то влиять на дублирующие системы?

– Что-то около двух тысяч или двух тысяч семисот. – Затем Лиан добавила: – Не надо резать поток данных, надо лишь… слегка его затуманить. Расширить доверительные пределы.

– Круто. И сколько нервов ты уже взломала?

– Пять.

Может, она поймет, насколько ее идея безумна, теперь, когда произнесла это вслух. Но нет, ничего в голосе Лиан не выдавало сомнения.

– Да зачем тебе это вообще надо? Шимп вроде бы еще ни на одной сборке не проебался, даже если мы за ним не присматривали.

– Да причем тут сборки, Сандей! Дело в нас, в возможности снова стать человеком. Получить хотя бы немного автономности.

– И что ты будешь делать со своей автономностью, когда ее получишь? Перестанешь строить врата?

– По крайней мере тогда мы не будем беспокоиться о том, что по нам палят гремлины.

– Что, подыщем себе милую планетку, похожую на Землю? Напечатаем парочку шаттлов, осядем, проведем остаток жизни в хижинах с соломенной крышей? Или вернемся к последней сборке и подождем там, пока какой-нибудь волшебный серебряный корабль не выплывет из врат и нам не вручат билеты первого класса прямо в пенсионный рай, причем сделанный по нашему выбору?

Кстати, последнее было в схеме полета, давно правда, еще до того, как открылись первые врата и выплюнули наружу какую-то автоматику и древний двоичный код. Еще до того, как следующие оказались просто пустыми. До того, как появились первые гремлины. Наверное, тридцать миллионов лет прошло с тех пор, как я в последний раз слышала разговоры об отставке. О ней упоминали только как о скверном анекдоте.

Тема и сейчас не имела успеха.

– Во-первых, нам надо завоевать свободу, – сказала Лиан. – Потом у нас будет куча времени, чтобы понять, как поступить дальше.

– Ладно, ты заставишь Шимпа пробуждать нас почаще, и он просто со всем согласится и все тебе даст. Так, что ли? Ли, ты вообще о чем думаешь?

Что-то изменилось в ее позе.

– Полагаю, я думаю о том, что в жизни есть нечто большее, а мы, как троглодиты, прозябаем в пещере по несколько дней каждую пару тысяч лет, и я знаю, что никогда не увижу настоящий лес, который не будет походить на, на… – она оглянулась, – кошмар, высранный кем-то на психотерапии.