Питер Уоттс - Революция в стоп-кадрах [сборник litres]

– Угу.

Дорон, наверное, сидит на Поляне. Лиан клонировала его транспондер. Интересно, как долго они это делают?

– У тебя новый прикид? – невинно спросила она.

Я быстро взглянула на нее:

– А, ну да, вроде того.

– Я так и подумал. У меня было какое-то странное чувство, когда я поднялся на мостик. Мне показалось, что ты – это кто-то другой. Ну ты знаешь, пока не увидел твое лицо.

– Неужели?

– Буквально на секунду. Одежда, сама понимаешь. Конечно, когда я увидел твое лицо…

– Ясно, – я кивнула, показав, что поняла, к чему клонит Лиан. Для Шимпа главными всегда были транспондеры. Искусственному имбецилу они заменяли распознавание лиц, идентификатор он ставил превыше всего остального. Конечно, Шимп знал нас, знал наши голоса. Мог использовать их для выяснения личности, как мы узнаём человека со спины по одежде или модификаторам. Но когда он поворачивается к нам, то мы всегда узнаём его по лицу, даже если на нем чужие шмотки.

Шимп был еще проще. Как только появлялся интрофейсный идентификатор, он полностью игнорировал биометрику. Циклы впустую тратить – это не в его традициях.

– Так за кого ты меня принял? – спросила я, когда мы сбросили скорость.

– За Лиан Вей.

Мы прибыли в пункт назначения. Дверь скользнула в сторону.

– Жутковато, – сказала я.

– Да уж, – Лиан еле заметно улыбнулась. – Но случается иногда. Когда подходишь слишком близко.

А это уже был упрек.

За то, что забыла, чем оно было на самом деле. За то, что очеловечивала врага.

Шимп начал отправлять нас на проверку оборудования. Обычно такие задачи требовали грубой силы: посмотреть, прочно ли сидят вилки в розетках, и все в таком духе. Может, он проявлял избыточную осторожность, пока мы готовились к Матери всех сборок. Или дело было в том, что случайные помехи пусть по капле, но постоянно, веками проникали в его сенсорные пути, или причина вообще крылась в паре дополнительных метров оптоволокна, которые Кай и Джахазиэль прирастили к линии несколько сборок назад. Ничего вредоносного, прошу заметить, ничего, что бы могло испортить жизненно необходимую телеметрию. Лишь расстояние подлиннее, дополнительная микросекунда задержки, от которой Шимп хмурил лоб и заставлял нас лишний раз проверять связи.

Именно этим мы с Лиан сейчас занимались. Проверяли Матку. Мы появились на средней палубе, с деланым равнодушием взглянули на граффити Художников прямо у входа. Культурная апроприация обычаев чужого племени, чтобы можно было спрятать номер у всех на виду.

172.

Гразеры кто-то подключил с тех пор, как я последний раз была на палубе. Черные сияющие кабели вырывались из вершины каждого конуса, тянулись, провисая арками, через пропасть и соединялись с другими проводами в магистральных шинах; те стояли на палубном ярусе и напоминали зонтики медуз из-за сплетения каналов. Мы нанесли визит каждой по очереди: целый ряд черных коробок отличался друг от друга только ярлыками, выбитыми на металле и на моей подкорке. Мы открывали каждый футляр, вручную проверяли каждое соединение; потом закрывали и переходили к следующему.

Если бы я не знала, где находится цель, то могла бы ее пропустить: у Лиан слегка изменился язык тела, она ссутулилась, повернулась спиной к основному ракурсу Шимпа. Я поступила так же, наклонившись, чтобы заблокировать обзор для корабельных глаз. Лиан со щелчком открыла крышку, начала проверять соединения.

– Хм, этот слегка отошел, – она вытащила пробку, сняла карманный микроскоп с пояса и направила его в розетку.

Я отвернулась.

Не знаю точно, что сделала Лиан. Может, все установила на ощупь. Может, та же самая программа, которая идентифицировала ее как Дорона Леви, подсоединила столь же вымышленное изображение в сигнал, идущий с ее зрительной коры. Но я услышала щелчок, когда соединение снова встало в паз, и перевела взгляд на шину, когда Лиан закрыла крышку.

– Вот так сойдет.

Ось установлена.

– Да, – ответил Шимп и тут же послал по линии несколько миллиампер для верности. – Показатели хорошие.

Если проследить за траекторией луча, идущего от гразера 172 через всю камеру сгорания до противоположной стороны, то ее конечной точкой станет совершенно невзрачное пятно из стали и камня. В этой конкретной точке, по идее, нет ничего важного, если гразер запустится сам по себе. Там ничего и не должно быть, так как скоро кубические метры окружающей породы мгновенно превратятся в магму. Любая проводка в этой среде – неважно, оптическая, электронная или квантовая – просто испарится.

Но мы отследили Шимпа до некартированного узла, тот находился примерно в четырех метрах слева от центра камеры сгорания и где-то в метре за переборкой отсека. Вот оно, место в первом ряду для предстоящей сборки, локация, из которой за событиями можно управлять с минимальной задержкой. И если гразер 172 запустится сам, то Шимп умрет.

Конечно, гразер 172 не мог своевольничать. Вся система вдарит одновременно, в совершенной гармонии: все фотоны высокой энергии сбалансированы друг с другом, и когда наступит то самое мгновение невероятного созидания, все силы соединятся и тут же отменятся. Километры грубой проводки, атомные часы, выверенные до числа Планка, существовали лишь с одной целью: все должно было действовать точно и в синхронном режиме.

Слово «точно» не передает красоты момента. Точность – это слишком грубо. Ни одни часы не смогут запустить все лучи одновременно; даже мизерная вариативность выведет всю систему из строя, синхронность пойдет ко всем чертям, а кабели, тянущиеся от каждого гразера, были разной длины. Потому существовало лишь одно решение: встроить идентичные часы в каждый гразер, вбить их прямо в спусковой механизм, где каждая схема будет выверена до ангстрема. Потом откалибровать все по мастер-часам, разумеется, но когда пойдет отсчет, последовательность запуска будет идти по локальным.

Вот только все эти сложные схемы не знали одного: сигналы, которые мастер-часы посылали на 172-й, теперь проходили через плагин, установленный Лиан. Пока тот спал. Так и будет, пока где-то на расстоянии десяти метров от него не пройдет магнитный ключ с уникальной и крайне характерной подписью; тогда система проснется и станет секретарем 172-го. Будет следить за его звонками, составлять расписание встреч, отвечать его голосом, выдержав достаточную паузу, чтобы на другом конце провода решили, что сигналы прошли весь путь и истолкованы верно.

Вот только это было не совсем так. Секретарь был образцом прилежания, когда дело касалось чистой и четкой коммуникации. А вот насчет хронометрии он придерживался собственных стандартов пунктуальности.

Как только наша система приступит к работе, гразер 172 будет жить на триста корсекунд в будущем.