Питер Уоттс - Революция в стоп-кадрах [сборник litres]

Он умирал уже двадцать четыре миллиона лет, но до сих пор не умер.

Но теперь ему осталось недолго.

Вот почему Шимп изменил курс: захотел подобраться вплотную к камере сгорания, сбросить задержку до абсолютного минимума. Сборка будет опасной, любая ошибка станет последней.

Конечно, до цели еще целая петасекунда. Но Шимп был не из прокрастинаторов. Когда понятно, что надо сделать, то чего ждать?

– Шимп?

– Привет, Сандей.

Я тегнула супергигант:

– Мы собираемся строить транспортный узел?

– Да. Ты хочешь присутствовать на палубе, когда это случится?

– Да, черт побери.

У Юки сияли глаза:

– Захватывает, правда?

Окно в моей голове закрылось. Юки снова обратила внимание на «Тередо».

– А я тем временем собираюсь разобраться с ледяным монстром раз и навсегда.

– Чувствуешь, что тебе повезет? – поинтересовалась я.

– Помяни мои слова, – она взглянула прямо на меня. – Господь предал его в руки мои.

Когда я была ребенком, еще до того, как научилась говорить цифрами, мне все объяснили именно так. В памяти все сохранилось идеально. С другой стороны, ты, вполне вероятно, не знаешь ничего, кроме цифр. Сурово. Ладно, вот это описание специально для тебя.

Представь себе шланг. Совершенно неважно, что там внутри: вода, охладитель – кровь, если тебе милее органика – главное, чтобы под давлением. Гибкая труба растянута до предела и закреплена с одной стороны.

Рубани ее с другой.

Она забьет струей. Начнет конвульсировать. Начнет метаться из стороны в сторону, разливая жидкость огромными арками. Мы называем такое червоточиной нерелятивистского типа: с одной стороны она прикреплена к вратам, с другой болтается свободный конец.

Так он корчится столетиями, а иногда тысячелетиями, бьется о пространство-время, пока где-то дальше по дороге не запустятся еще одни врата. И они каким-то образом призовут его к себе. Свободный конец услышит зов, со всех ног ринется через континуум и привяжется к порталу. А может, все наоборот: новорожденные врата хватают своей бесконечной рукой червоточину и прижимают к своей груди. Можно по-разному посмотреть на эту проблему. Все уравнения симметричны по времени.

Конечно, свободные концы непривередливы; они замыкают цепь со всем, что подходит, неважно, одобряем мы такой союз или нет. Если куда-нибудь поблизости забредет черная дыра естественного происхождения, прежде чем мы запустим следующую ступень, то все: брак без развода, моногамия до самой тепловой смерти. В таких случаях дизайн врат предусматривает стоп-знаки, порталы аккуратно закрываются и разворачивают путешественников, отправляя в обратный путь, хотя я понятия не имею, случалось ли такое хоть раз. Мы принимаем меры, чтобы такого не случилось: сканируем путь, смотрим, нет ли каких-то артефактов линзирования, держимся подальше от рифов, которые могут показаться червоточине слишком соблазнительными.

Но иногда мы садимся на мель намеренно.

С последовательными цепями есть одна проблема: у каждых врат лишь два пути. Ты вынырнул из портала и понял, что пейзаж тебя не устраивает; дальше выбор довольно скудный. Ты можешь заложить петлю и нырнуть в портал сзади – отправиться дальше по дороге, пока она есть – или вернуться обратно так же, как пришел. «Эриофора» снова и снова плетет сиротливую тонкую нить по всему Млечному Пути. Любые боги, которые последуют за нами, будут исследовать только эту бесконечную спираль и не больше.

Так галактику не покоришь.

Нужно что-то больше съездов и заездов; перекрестки и виадуки, какой-то способ связать изолированные однополосные дороги. Поэтому время от времени мы ищем шаловливые сингулярности. Находим что-то с правильной массой, правильным спином и правильным зарядом. Строим не одни врата, а сразу несколько: они питаются от сингулярности, но не связаны с ней. Уходят дальше обычных порталов, не сочетаются союзом со звеньями нашей цепи; корни-то у них идут рядом, а вот зияющие голодные рты разверзаются в пространстве-времени на тысячи световых лет друг от друга, как концы спиц, торчащие из единой оси.

Другие сети. Другие врата, построенные другими астероидами на других путях. Вот узлы, с которыми будут связаны эти врата. Так наши жалкие одномерные ниточки образуют сеть, и вот она по-настоящему охватывает галактику, не просто связывает А с Б, а потом с В, но В с Я, от альфы до омеги. Именно эти паутинные трещинки в пространстве-времени придают смысл нашим жизням.

Правда, мы не пожнем плоды своих трудов. Роскошь сверхсветовых скоростей не для нас. Боги и гремлины, которые идут за нами, прыгают меж звездами за секунду – но мы всегда ползем, и неважно, в чем дело: в одних вратах или целом скоплении.

Вот теперь мы ползем к сверхновой. Сейчас там смотреть особо не на что, но через пару тысяч лет она настолько далеко отойдет от основной последовательности, что любая неэкранированная жизнь на расстоянии сотни световых лет вокруг нее сразу превратится в чистый углерод. Сверхновая выблюет половину своей массы в пространство; охладится; коллапсирует. И когда мы прилетим, она уже созреет для жатвы.

Сборка будет большая, ничего крупнее мы не делали. Придется запустить Матку. Шимпу понадобится много людей на палубе. Он разбудит двенадцать, а то и пятнадцать мешков с мясом одновременно, по идее, они должны работать за все трид… двадцать семь тысяч, которые останутся спать. Если я воспользуюсь своим влиянием и нам повезет, то мы даже сможем решить, кто войдет в ряды счастливчиков.

И впервые мы точно будем знать, где находится Шимп.

Вот тогда и грохнем этого мудака.

Теперь у нас появился дедлайн. Раньше лиановская Армия освобождения выбирала выжидательную тактику: собирала разведданные, изучала сильные и слабые стороны противника, не высовывалась, пока не появится какая-нибудь непредсказуемая возможность. А вот теперь часы тикали. Теперь на дороге появились указатели, напоминая о том, что момент «сейчас или никогда» неотвратимо приближается из-за горизонта. Неожиданно революция стала неизбежностью. Времени заниматься херней больше не осталось.

Всего двести тысяч лет.

А миссия между тем продолжалась. Флотилии фонов опережали «Эриофору» на век или два, строили врата, которые мы запускали и тут же покидали. Лишь случайные гремлины разрушали монотонность рутины. Жидкие щупальца – они разделялись и текли, как ветви, растущие в таймлапсе, – метнулись за нами из портала, но замерзли и раскололись на куски, подобно сосулькам. По внутренним краям другого кольца выползло и укоренилось что-то почти органическое. Из третьего вынырнула стая плиток, ярких, как пламя свечи, но настолько тонких, что они практически исчезали, стоило им повернуться боком. Они роились, связывались в мозаику, изменяли цвет, узоры, и на секунду я даже понадеялась, что они пытаются установить с нами связь – что наши давно потерянные потомки вспомнили о нас, пришли забрать нас домой и, боже, мы отзываем вас, стоп, хватит. Но если они и разговаривали, то лишь друг с другом.