Наташа Евлюшина - Плутон [litres самиздат]

–Допустим, – соглашаюсь я, но все еще не понимаю главного. – Как же понять: это мечта самого робота или человек запрограммировал его мечтать о чем-то конкретном?

–Плутон, ты так ничего и не понял, – Лу́на делает паузу. – Мечту невозможно вложить ни в робота, ни в человека, – пауза. – Она живая. И не ты выбираешь свою мечту, а мечта выбирает тебя. Она приходит именно к тебе, потому что верит, что только ты можешь помочь ей реализоваться. Понимаешь? – пауза. – Твоя мечта верит в тебя больше, чем ты сам. И не важно, робот ты или человек. Важно лишь то, знаешь ли ты, кто ты есть на самом деле. А не кем пытаешься казаться.

–Но как? Как робот может развиваться, не реагируя на установленную программу?

–А человек? Как человек плюет на воспитание, общественные стереотипы и выбирает для себя другую жизнь? Ведь он тоже запрограммирован на что-то, запрограммирован стать кем-то. Маленьким девочкам с детства накручивают идею, что они обязательно должны выйти замуж, а мальчикам талдычат про успех в карьере. Должны ли все девочки и мальчики следовать этим программам? Ну нет же! Путь – это всегда выбор. Роботы тоже имеют право на свое мнение, и мы должны это уважать.

–Венера так сильно верит в свою мечту. Верит в свою человечность. Когда узнает, что она – робот, будет в бешенстве, пожалуй. Я был бы в бешенстве.

–Пару дней назад ты видел в Венере человека и считал ее своим лучшим другом. Сейчас ты знаешь, кто она есть. При этом сама Венера не стала ни хуже, ни лучше. Так почему же твое отношение к ней изменилось? Почему ты думаешь, что быть роботом плохо? Две руки, две ноги. Они такие же. Просто рождаются иначе.

Я не знаю. Разницы, может, и нет. Но внутри меня все меняется, когда я вижу маркировку на мочке уха. Считайте, что это просто зависть. Да, черт возьми, я завидую роботам! Ведь они живут именно так, как я хочу. И чья теперь жизнь настоящая, а чья – искусственная?

***

—Это тебе, – говорю я и протягиваю Венере плитку шоколада, которая изначально предназначалась Лу́не.

Прежде чем заговорить, я несколько минут наблюдаю за ней. Венера нажимает на рычаги и кнопки, снимает показатели компьютера, а затем делает пометки на своем планшете. Здесь, в кабине пилотов, нам предстоит провести много-много лет вместе. А что, если она не осознает, кто она есть?

–Спасибо, но я не ем шоколад, – отвечает Венера.

Самое время подумать: мы так похожи. Но я всячески гоню от себя эту мысль. На этой станции вообще кто-нибудь ест шоколад?

–Но попытка примириться засчитана.

–Не хотел тебя обидеть, – говорю я. – Правда.

–Проехали, – отвечает Венера.

–Не считаю, что твоя мечта – чушь.

–Говорю же: проехали.

–Мир? – я протягиваю ей руку.

–Мир, – отвечает Венера и протягивает руку в ответ. Она теплая и такая… человеческая. Может, даже более человеческая, чем моя собственная.

Я сажусь в кресло пилота и запускаю программу.

–Смотри, по твоим расчетам средняя скорость корабля должна быть 40 000 километров в час, – говорит Венера, на что я киваю в знак согласия. – Это слишком много. Стабилизатор давления может вылететь, и мы не знаем, как это скажется на экипаже. Полет экспериментальный, на борту будут люди. Мы не можем рисковать их жизнями. И своими тоже.

–И что ты предлагаешь?

–Держаться 30 000 километров в час. Это безопасно.

–Но у нас уйдет 20 лет на дорогу! – говорю я, а потом добавляю: – Только в одну сторону.

–Чем это грозит экипажу?

–Смертью от скуки, – говорю я и смеюсь.

Венера улыбается в ответ. Это хорошо, это значит она в моей команде. Осталось только убедить ее, что она никакой не человек. И гибель от перепада давления по крайней мере ей не грозит.

–А если серьезно? – спрашивает Венера.

–А если серьезно, то при 30 000 километрах мы превысим расход топлива. Больше на борт взять нельзя, учитывается каждый килограмм лишнего веса. А того топлива, что есть, на обратную дорогу не хватит.

–А если сбросить отсек?

Я тычу пальцами по планшету и произвожу быстрые подсчеты. Все это очень примерно.

–Глобально это не решит проблему, – говорю я и вывожу схему на экран.

–Хорошо, а если мы выберем среднюю скорость, скажем 35 000 километров? Нам удастся стабилизировать давление до удовлетворительной отметки и сократить время полета?

–Да, скорее всего. Нужно подать заявку на проведение теста системы.

На ветровое окно кабины падают брызги. Это не дождь, ведь корабль стоит в ангаре. Чья-то рука проводит по стеклу, оставляя за собой мыльные разводы. Когда силуэт на той стороне вырисовывается в четкого человека, мы видим техника. Ему разве не сказали, что полет отменили? То есть перенесли.

Кто-то в ангаре окликает техника по имени, и тот оборачивается. На мочке уха, что до этого момента казалась совершенно человеческой, сверкает серийный номер. Техник – робот.

–Фу, – говорит Венера.

Она морщит свой искусственный нос, и я понимаю, что все дело в технике. Думаю: мы так похожи. Но сразу же гоню от себя эту мысль. Сейчас самое время – доказать, что роботы не хорошие и не плохие, они просто часть нашей жизни.

–Ты не любишь роботов? – спрашиваю я.

–Ненавижу их, – отвечает Венера.

–Но почему? Они сделали тебе что-то плохое?

–Да! Они живут моей мечтой, пока я торчу на Земле.

–Разве?

–Вся моя задумка с Плутоном – это всего лишь теория. Прежде чем предлагать людям перерождение, я должна сама его пройти. Но я не могу, потому что человек. А роботы могут. Я не знаю, смогу ли отвезти хоть одну туристическую группу на Плутон. Я не знаю, для чего вообще все это делать. Зачем мне это? Я просто знаю, что должна.

Вот уж ирония судьбы. Венера ненавидит роботов, но при этом она сама робот. Сможет ли эта девушка признать и полюбить себя такой, какой ее создала человеческая рука?

***

—Хьюстон, у нас проблема, – говорю я, без стука врываясь в кабинет Лу́ны.

Только сейчас, когда три пары глаз устремляются на меня, я понимаю, что помешал и моя шутка совсем не к месту. В кабинете Лу́на и ее родители. То есть создатели станции «Плутон-1». Они мои кумиры. Ведь благодаря им полеты на Плутон стали возможны. И если бы я мог выбирать себе семью, то выбрал бы эту. Мы никогда не встречались лицом к лицу раньше, поэтому сейчас я ощущаю трепет вперемешку с волнением.

–Здрасьте, – говорю я.

–Это Плутон, – представляет меня Лу́на. – Главный пилот нашей экспериментальной команды. Именно он совсем скоро совершит первый полет человека на Плутон.

Я киваю головой в знак почтения и в этот момент чувствую нереальное родство с этими людьми. Мы не родня и не друзья. Мы видим друг друга впервые в жизни. Но есть что-то, что делает нас семьей. Возможно, это любовь к Космосу. А возможно что-то еще. Они встают, пожимают мне руку и чуть ли не в унисон говорят: